Артем Каменистый - Восемнадцать с плюсом [litres]

«Чит, за такое время или сдыхаешь на черноте, или из нее выбираешься».

«Да сколько тебе звонить можно? Ты там что, буквы забыл?»

«Нет, я не верю, что ты игнорирование качаешь. Тут явно что-то другое…»

«Даун ты пупырчатый, ты что, и правда забыл, как чатом пользоваться?»

«Читер, даю тебе 15 минут. Если не ответишь, надену лучше туфли, пойду к твоей ненаглядной Няше и сделаю ее счастливой».

«Чит, успокойся, хватит лить слезы. Не ревнуй, я передумал идти к твоей бабе. Для меня это слишком мелко. В общем, у тебя и правда 15 минут. А потом пойду делать счастливым тебя. Я вообще-то не такой, это против моих правил, но ты, черт тебя побери, достал уже отмалчиваться».

«Молчим дальше? А я ведь реально приду, тут уже вопрос принципа. К тебе с цветами подкатывать нужно или без них сойдет? И ты не против, если я пару товарищей прихвачу? Они симпатичные и спортивные ребята, долго японской борьбой занимались. Это которая сумо называется».

«Судя по молчанию, ты только рад этой перспективе. Эх, а я думал, что ты не такой…»

«Не, ну ты реально решил меня достать… И знаешь, у тебя неплохо получается».

Читер вздохнул. Время позднее, Март давно уже храпит, залившись пивом выше макушки. Без толку пытаться вызвать.

Но все же попробовал, начал набирать сообщение:

«Привет. Если насчет борцов сумо все в силе, пусть по пулемету прихватят и несколько гранатометов. Без них ко мне не пробиться. Да и с ними – вряд ли. Ну хоть с достойным салютом на респ улетят. В общем, извини за молчание. Я не виноват, обстоятельства такие».

Поразительно, но ответ выскочил почти мгновенно:

«Это какие такие обстоятельства? Неужели нашел-таки бабенку и зажигал с ней, позабыв о чести и долге? Тогда ладно, тогда пусть с тяжестью на сердце, но я готов это принять».

«Спасибо за понимание, но ситуация несколько сложнее. Меня подстрелили».

«И куда попали? Чат отстрелили, что ли?»

«Почти. Рана нехорошая. Сумел добраться до свежего кластера, только-только загруженного. Рассчитывал, что врачи смогут успеть чуток подлатать брюхо, ну а дальше само долечится».

«А тебе никто не говорил, что ты глуп и наивен?»

«Март, выбора не было. Совсем не было. Я на лайт-спеке уходил, а выбор там такой: или спек отпускает и падаю посреди леса, а потом меня муравьи грызут, или в городе мне перельют кровь и сошьют порванные сосуды. По шансам выходило – город лучше».

«У меня подозрение, что сейчас ты в этом не вполне уверен».

«Я провалялся в коме несколько дней».

«Иммунные столько в коме не валяются. Или валяются редко».

«А я провалялся. Город вымер, сам понимаешь. Я пришел в себя в операционной. Живот зашит кое-как, чуть ли не проводом телеграфным, выгляжу плохо. Но, судя по тому, что вижу, мне до последнего ставили капельницы».

«Да ну? Капельницы медсестры ставят. Посмотри вокруг, может, они где-то спрятались. Там обычно сплошь одни шалавы, зато, бывает, симпатичные попадаются».

«Вряд ли».

«Да я тебе точно говорю. Не сомневайся – попадаются».

«Я не о том. Понимаешь, тут по всей операционной валяются обглоданные кости и недоеденные куски тел. Человеческих тел».

«И ты посреди всего этого праздника провалялся несколько дней и теперь что-то мне пишешь? Приятель, да тут что-то не сходится. Я в том смысле, что ты мне врешь».

«Да я и сам себе не верю, но так оно и есть. И еще я тут нашел тетрадь. Это что-то вроде дневника. Короткого. Вначале почти нормально описывается мой случай. Что я сложный пациент, что меня пытались срочно прооперировать. Но потом сам не пойму, что случилось. Написано невнятно, но, похоже, бригада врачей операцию забросила, не закончив. Меня зашил непонятный человек, который оставил записи. В смысле – цифра. Похоже, у него уже прилично потекла крыша, поэтому меня он принял за раненого бога. Дескать, по всем канонам медицины я должен давно ласты склеить, но этого не случилось. Следовательно – бог. Ты прикинь, этот псих превратил кушетку в алтарь. Примотал меня к ней скотчем, нарисовал повсюду какие-то руны своей кровью. Потом и чужая кровь в дело пошла. А дальше начались конкретные жертвоприношения. Стаскивал сюда всяких калек и валил во славу меня. В конце идут каракули. Много каракулей. И чем дальше, тем хреновее они выглядят. Будто кто-то начал забывать, как писать. И забывал все больше и больше. В операционной много кусков тел. По некоторым заметно, что их жрали. Конкретно жрали. Воняет так, что глаза выедает. Короче, я тут в полных непонятках. Хотел сразу свалить, но не представляю, что за дверью ждет. Мне реально стремно выглядывать. Здесь, по крайней мере, от меня пока что ни куска не отхватили».