Дмитрий Манасыпов - Злые ветры Запада [litres]

Дуайт почесал в затылке, слушая разговор капрала и странного священника. Новая церковь и ее слуги до сих пор поражали и поведением, и умениями, и возможностями.

– Будем штурмовать? – Джексон потер лупившийся нос. – Буря идет.

– Не просто буря, – уточнил командор и покосился на север, – буря с проклятой Господом земли, с песком, несущим адскую жизнь. А штурмовать надо. Сколько погибло людей, капрал?

– Пятеро. – Джексон сплюнул. – Хорошие были ребята.

– Упокой Отец наш души их. – Командор размотал ткань на большом свертке. – А мы помолимся за них позже.

Брезент священник бережно скатал и засунул за пояс сзади. Рейнджеры смотрели на чудовище, легко удерживаемое толстыми ручищами.

Если Джексон любил и гордился своим «тараном», то командор явно готов был помериться и тем, и другим. Барабан на семь или восемь огромных зарядов, широкий ствол, украшенные резьбой ложе и приклад.

– «Проповедник», – командор улыбнулся, – мой друг.

Дуайт дернул щекой. Да, таких священников встречать еще не доводилось. Прикинув на глаз дюймы каждого из псалмов для проповеди на восемь стихов, порадовался мощи святости, оказавшейся на их стороне.

– Люди остались людьми? – поинтересовался командор.

– Да. – Джексон согласно кивнул. – Но что-то там есть.

– Странно было бы, если бы не было. Что у вас с грузовиком?

– Ехать может. Засорились фильтры, но сделаем. – Джексон обернулся к морде машины. – Думаю, успеем. Герметичный кузов.

– Пусть сразу подгоняют ко входу в храм. – Командор снова поднял платок. – И ставят пулемет. Если, выходя, не назовем ваш сегодняшний пароль, пусть убивают. Так и передай.

Снаружи осталось двое бойцов. Остальные и командор вошли внутрь. На севере медленно, но верно ворочались тяжелые черные тучи, прореживаемые чуть заметными алыми всполохами.

Храм Воскрешения Апостолов стал одним из многих, выросших в огромной грибнице религий и вер Бойни. И в самом начале на него явно тратились многие и много. Дуайт, оказавшись внутри, прикрыл вход Морриса и огляделся.

Тел ребят он не заметил. Пока отряд ждал командора снаружи, как и планировалось с самого начала, в храме даже навели порядок. Обитатели церкви явно не опасались за свои жизни. Или просто не думали о новом нападении. Или вообще ни о чем не думали.

Росписи по стенам казались красивыми даже в полумраке. На первый взгляд. Чуть позже темные провалы на месте глаз, красные разводы и ребенок вместо агнца бросились в глаза. Дневной свет практически не проходил через плотные темные портьеры, закрывающие высокие и узкие окна. Горели свечи в высоких светильниках. Свечей оказалось много, внутри ощущался их жар, пахнущий жиром, воском и чем-то еще. Дуайт покосился на ближайшую картинку. Это потом он услышал про фрески. А сейчас изображенное он мог назвать только так.

Rotting Christ, алеющими буквами, сочащимися поблескивающими потеками. Длинноволосый Павел с растрепанной бородой, с карминовыми потеками на груди, держащий в руках голову Петра. Андрей с вырезанным по спине флагом Конфедерации, с ногами Марии, сплетенными на его чреслах. Иоанн, окунающий ангелоподобного Иуду в купель, полную до краев, темнеющую тем же цветом, что и надпись. С кричащими из-под поверхности детскими ликами. Дуайт сплюнул. И двинулся вперед.

Скамьи, тяжелые, привезенные издалека, заполняли залу практически полностью. Алтарь вдалеке темнел воротцами. А вот фигуры, застывшие по бокам, виднелись хорошо. Бен и Карсон, примотанные к колоннам. Вернее, то, что осталось от них. Как можно снять кожу с живого человека так, чтобы полностью заглушить его крики? Просто. Закрыв ему рот плотным намордником. Морриса вывернуло наизнанку.

– Твари.

Джексон задрожал. Пот выступил на светло-кофейной коже, дробовик ходил из стороны в сторону. Метис вышел, не таясь, к алтарю.

– Выходите, твари, идите сюда!

Командор прижал к полу дернувшегося к капралу Дуайта.

– Жди, глупец.

Ждать пришлось недолго. Они не пришли с потолочных балок, падая вниз гибкими живыми каплями. Не появились снизу, ломая паркет. Нет. Они, четыре создания, даже отдаленно не напоминавшие молодых ребят в скромных серых балахонах, вышли прямо из стен.

Серое осталось. В цвете кожи, пронизанной черным переплетением сосудов, полных мертвой крови. Чернота продолжалась в глазах. Бездонно-антрацитовых, нечеловеческих и уж тем более не помнящих о Боге или вере в его сына. Не говоря про каких-то там апостолов.