Шимун Врочек - Золотая пуля [litres]

Он с сомнением посмотрел на закаточную машинку. С одной рукой ему точно не справиться…

– Тебе придется мне помочь, – сказал Роб.

Старуха кивнула.

– Это само собой. Вам, мужчинам, вечно нужна помощь.

Предчувствие беды, неотвратимое, как старость, нагнало Роба у таблички с названием города. Казалось, кто-то упорно долбил по надписи булыжником, а то, что осталось, затер углем. Не сдалась лишь сдвоенная «L». Цифра, обозначающая число населения, была несколько раз зачеркнута, последняя утверждала: двадцать девять человек. Негусто.

По ногам Аэлиты бежали тонкие, словно ювелирно прорезанные ножом, потеки крови. Ветер заретушировал их песком. Под крестом натекла целая лужа – густая, багровая, с фирменным набором жужжащих мух. Вокруг распятия живописно расположились несколько мертвецов, словно их оставили охранять Царя Царей, чтобы не слез и не пошел дальше разносить чуму своего учения. Один стоял на коленях, молитвенно сложив руки. Упасть ему не давали грубые швы, связавшие плечи с боками, а ладони друг с другом. Еще один труп, раскинув руки, изображал тень от креста. Третий скорчился на боку, левой рукой прикрывал сердце, а правой указывал на север – туда, откуда пришел Роб. Губы мертвецов были заштопаны. Не болтай!

Роб двинулся вперед, аккуратно обошел мертвеца-компас, а «молельщика» случайно задел коленом, тот повалился – изо рта у него посыпались швейные иглы. Роб некоторое время смотрел, как они падают, затем пошел дальше. Он остановился перед крестом и посмотрел на ведьму. По всему выходило, что она – падаль, брось, перестань, уйди! – на руках и ногах зияли образцовые, как по учебнику, раны, в боку алела апокрифическая дыра от удара копьем – гнида, мразь, цитатами сыплет! – нет, не было копья, честный 45-й калибр. Человеческое еще стучало Робу в затылок, и он почти обрадовался, когда Аэлита завопила так пронзительно, что из окон, проломов в крышах, со стропил и чердаков, из проржавевших гробов, бывших некогда тракторами и автомобилями, сорвались десятки ворон и поднялись в воздух истеричной рассыпающейся стаей.

– Жива, – сказал Роб.

Аэлита извивалась на столбе и кричала. Руки пробиты гвоздями, ноги пришпилены к столбу огромным ножом. Глаза ведьмы утратили радужку, каждый – огромное белое ничто с угольным проколом зрачка. Взамен тернового венца дьявол Джек Мормо сделал ей кривую насечку через весь лоб, точно играл в крестики-нолики. Кровь залила ведьме лицо и свернулась, стянула кожу высохшей маской. Аэлита вздрагивала всем телом. Роб отвернулся. Времени нет. «Снеси башку, и дело с концом», – подсказал негромко «уокер», но Роб стиснул рукоять, и револьвер унялся.

– Медведь, – сказал Роб. Когда-то война отрезала город от остального мира, снесла ему макушку, обезглавила дома на этажи выше третьего; стены вросли в землю, арматура торчала из них, как обнаженные кости динозавров. Когда-то здесь шли бои. То, что Роб сначала принял за тракторы, оказалось самоходными установками. Местные давно пустили их в дело. Пушки и пулеметы выдрали из гнезд, гусеницы и фары сняли, начинку, обшивку, провода выпотрошили, как сумели, а бронированные остовы бросили гнить. Железо зацвело бурной ржавчиной. Катки заплело бледным вьюном. Земля не собиралась отдавать добычу.

Город вновь заселили лет десять назад. Роб видел остатки трейлеров песчаных кротов, их приметные домики. Дорожка из кровавых следов уводила Роба прочь от креста, петляла меж вросших в землю машин. Здесь кого-то волокли. Возможно, так было задумано: приезжий наткнется на ведьму, придет в ярость и без разведки побежит спасать остальных. Или, что вернее, благоразумно попятится, наберет флягу воды в колодце у поворота дороги и исчезнет в закате.

Убегать Роб не стал.

В городе, кажется, промышляли рабами. Роб шагал по центральной улице, едва переставляя ноги. Его мутило от голода и жажды. Рабство он уважал, как закон, а к пыткам и шкуродерству питал отвращение. Немало народу на его памяти продалось за тарелку фасолевого супа, но по слову, согласно неписаным правилам! Роб презирал слабаков, но палачей ненавидел больше.

На каждом шагу он находил следы: стальные тавро на длинных рукоятях, ими клеймили рабов, наручники, кожаные намордники, цепи, чтобы сковывать невольников по трое. У салуна валялась ржавая клетка, в таких подвешивали беглецов или особо строптивых рабов. Судя по жуткой вони, недавно кто-то провел в ней немало часов, испражняясь под себя. И нигде ни единого тела.