– Мне казалось, Бука социалист, разве нет? – осторожно спросил Леха.
– Он не нарочно, так получилось, – бросил Вася.
У Лехи в который раз за последние сутки отвисла челюсть.
– В Африке, если хочешь быть независимым, выбор простой, – объяснил Ломакин. – Либо по заветам Яна Смита, либо коси под красного. Или распродавай страну и делай вид, что так и надо. Потому что демократия.
– Но Родезия… Василий, вы же, извините, черный.
– Ты путаешь с ЮАР. Там, кстати, тоже всё было не так однозначно. А в Родезии – просто нормально. Если бы им выпало лет пятьдесят спокойной жизни, они бы подтянули кафров до нормального уровня…
– И вот тогда кафры дали бы белым пинка под зад с чувством глубокого удовлетворения! – сказал Ломакин.
Вася немного подумал и согласился.
Дорога была ровной, Леха начал задремывать. Чтобы совсем не заснуть, решил освежить в памяти план сегодняшнего показа. Уставился в планшет, клюнул носом раз, другой… Вспомнил свой ночной кошмар с «избушкой на курьих ножках», сразу ожил – и, смущаясь, через силу, описал страшный сон Ломакину. Против ожиданий, пилот и не вздумал смеяться.
– Неплохо соображает твое подсознание, или как его там, – сказал Ломакин. – Передай ему, чтобы не волновалось. Я подпилю крышу в нескольких местах, тогда она треснет с гарантией. Сам подумал об этом еще в Москве. Когда понял, что не догадался сделать в ящике дверцу, идиот.
– Ну, у вас были смягчающие обстоятельства…
– У меня их всегда было дофига, – с внезапной злостью отозвался Ломакин. – И поэтому я здесь. Здесь – в смысле, не своим делом занят. А мог бы сейчас в институте дорабатывать новую технику.
– А почему…
– А кто мне даст? У меня в голове передатчик, который транслирует всё, что я вижу, в сан-эскобарскую разведку.
С переднего сиденья обернулся и заинтересованно уставился на пилота Вася.
– Что, тебе прямо так и сказали?.. – спросил он. – Не сочти за неуважение, но по-моему, ты сгущаешь краски.
– Прямо так и сказали. Не хочешь – не верь.
– Но… Как?!
– Если бы они знали… – Ломакин криво ухмыльнулся. – Они, засранцы, надеялись меня распотрошить и заняться реверс-инжинирингом. Чтобы самим не тратиться на разработку нейроинтерфейса. А фигушки. Просвечивали, сканировали, зондировали… И вдруг как-то загрустили. А мне же интересно, я их дергаю. А они говорят: знаешь, мужик, ты в некотором смысле очень везучий. Был вариант, что придется тебя замучить во имя науки. Но мы пришли к выводу, что даже если реально взломать твою черепушку и работать на открытом мозге – материал исследованию не поддается. Нейрошунт с виду простой, как гвоздь. Его программная прошивка вообще примитив. Только мы ничего не понимаем. Короче, вали отсюда, пока цел… Ладно, думаю, не сумел послужить Родине подопытным кроликом, так нет худа без добра. Я же теперь не просто испытатель, а офигительный испытатель, уникальный, лучший друг любой техники. И тут вызывают… куда положено. И с глубоким сожалением информируют, что я ограниченно годный – со всеми, как говорится, вытекающими. И на новое железо меня не посадят больше никогда…
Леха слушал эту историю и только глазами хлопал. А он еще себя жалел, смешной мальчишка… Вот кто вляпался так вляпался! Ломакин, с его странным юмором и таким же странным горьким высокомерием, повернулся теперь к Лехе совершенно неожиданной стороной. Очень человеческой.
– Прямо не знаю, что сказать, – признался Вася. – О, придумал. Олег Иваныч, если тебе когда-нибудь всё окончательно надоест, дай мне знать. Адрес помнишь – Африка, дом два. И будем работать.
Ломакин слегка прищурился.
– Как там у классика… «Вот дерево засохло, но всё же оно вместе с другими качается от ветра», – произнес он с выражением.
– Что я слышу?! – Вася даже в ладоши захлопал.
– Да ладно. Не спалось просто. Дай, думаю, ознакомлюсь с первоисточником.
– И как тебе?
– Не принимай на свой счет, но в «Трех сестрах» Чехов показал: если у человека внутри пусто, ему везде будет хреново. И ладно бы в Москве, а даже в таком удивительном краю, как Африка.
Леха поглядел за окно. Там были круглые зеленые поля, на которых росло что-то съедобное. Ничего, в общем, удивительного.
Вася тоже поглядел за окно.
– На днях я читал дневник одного французского министра, писанный в тюрьме, – сказал он. – С каким восторгом упоминает он о птицах, которых видит в тюремном окне и которых не замечал раньше, когда был министром. Теперь, конечно, когда он выпущен на свободу, он уже по-прежнему не замечает птиц. Так же и вы не будете замечать Москвы, когда будете жить в ней… Аналогия понятна?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу