Виктор Лебедев - Метро 2035 - Черноморье [litres]

Степашин кивнул и бодро зашагал к выходу из рубки.

– Что думаешь? – Адмирал повернулся к Трофимову.

Сергей Евгеньевич пожал плечами.

– Ты мое мнение знаешь, оно не изменилось, – отчеканил первый помощник.

– Знаю, – вздохнул Сергиенко, – и не могу принять. Пусть выздоравливает, если не вспомнит ничего, предложим два варианта – отправиться на берег или остаться у нас. Надеюсь, он хоть что-то умеет делать.

– На чем отправим? Отдадим одну из наших лодок, так они нам самим нужны. А караваны давно не ходят.

– Придумаем, – махнул рукой Андрей Викторович.

В голове вот уже несколько недель был мутный туман. Снаружи, за бортом – туман, и внутри то же самое. Он не помнил ничего из прошлого, вся его жизнь исчислялась десятками дней, с того момента, как очнулся в койке на застрявшем в Черном море танкере. Вроде и помнил названия предметов и явлений, но собственную жизнь забыл. Будто и не было ее вовсе. Врач объяснял, что при амнезии могут блокироваться определенные участки памяти, отвечающие за то или другое, но для него все, начиная с рождения и заканчивая тем, как он попал на танкер-газовоз, было таким заблокированным участком. Тяжело оказаться чужим в чужом месте, но, как сказал тот же врач, был в нем стержень.

– Память может вернуться, – обнадежил Степашин, – пока просто приходи в себя, осваивайся.

Схватывал он все быстро, изучил, как устроена колония, иерархию и взаимоотношения, не удивили ни третья мировая, случившаяся не так давно, ни расплодившиеся мутанты. Просто принял к сведению.

Чужака на Черноморье не все тепло приняли. Кто-то чурался, обходил стороной, кто-то бухтел вслед о лишнем рте, а кому-то было все равно, и он мог даже потрепаться с новичком колонии. Происходило то же, что и с любым новеньким в незнакомом обществе. А чужаку было все равно, только знания впитывал как губка.

Сначала доверяли ему несложную и рутинную работу – очистить релинги от ракушек и налипших водорослей, прибраться на палубе или в рубке, потрудиться помощником в цехе – в основном подавать инструменты, передвигать грузы и тяжести. Ни разу не было слышно от него недовольства по этому поводу, просто шел и молча делал.

Однажды вышла из строя грузовая лебедка на барже, одному бедняге дико не повезло – он стоял прямо под стрелой, которая тянула две плиты. Груз рухнул с высоты пяти метров и размазал рабочего. Чужак все это видел и сразу кинулся на помощь, но шансов спасти беднягу не было совершенно. Смерть наступила мгновенно. Новенький осмотрел механизм лебедки и молча взялся за работу, сам удивляясь, откуда у него эти познания. Трудился до вечера, но заменил скобы, блоки, с помощью других рабочих поставил нормальный противовес.

На следующий день его снова пригласили в цех. Простую работу уже не давали, а предложили перебрать мотор от лодки и посмотреть, что в нем не работает. Сначала чужак находился в растерянности и не понимал, что делать. Но затем руки сами взялись за дело и привычно стали разбирать движок, перебирать внутренности механизма. На простеньком станке здесь же он выточил пару деталей, заменил негодные, смазал маслом. На следующий день мотор чихнул пару раз от некачественной солярки и завелся.

Начальник цеха благодарно похлопал его по плечу.

– Молоток! Ты точно ничего не помнишь о прежней жизни? Может, работал механиком?

Тот задумался, покачал головой.

– Не припоминаю, – и, словно извиняясь, развел руками. – Может, и работал где, привычка осталась, руки помнят что-то.

– Да, не слабо помнят, – хмыкнул довольный начальник цеха, – я поговорю с Адмиралом, будешь теперь на постоянке у меня, мне толковые люди позарез нужны. Как же мне тебя звать? Может, придумаем имя, погоняло? Выбери, какое тебе больше нравится.

Чужак потер виски. Откуда-то из глубин выплыло то ли воспоминание, то ли недавний сон последних дней. Сразу стало некомфортно, пробрал озноб.

– Тю-ю-ю, Миша. А ты прокладку на цилиндрах давно менял? Смотри, у тебя ж тут антифриз течет, масло течет. Ты ж так двигатель угробишь! Поразвелось дебилов, только руль и умеют крутить, да на педали жать.

– Ган, ну откуда мне это знать? Меня и не учил никто.

– Пиздюк ты, Миша. Сам учись. Меня тоже никто не учил. В юности сами с пацанами разбирали двигатель старой «копейки», смотрели, как работает.

Миша, здоровый неотесанный детина с лицом подростка, задумчиво чешет подбородок с трехдневной щетиной.

– Ган, ты сравнил! Твое детство пришлось на довоенное время, а мое – на первые послевоенные годы, когда мне было учиться?