Александр Пономарёв: Терракотовое пламя [litres]

Первые опыты показали, что Семакин был прав относительно пересадки психоматрицы Максима похищенным детям. Именно сознание зачатого в Зоне ребёнка обеспечивало непрерывную связь с пребывающим в своеобразном анабиозе отцом, а тот, в свою очередь, каким-то непостижимым образом осуществлял перекачку так нужного профессору ресурса. Андрей Петрович предполагал, что передача аномальной субстанции происходила между реальностями по принципу сообщающихся сосудов, но, поскольку лишнего времени проверить гипотезу у него не было, он решил оставить теоретические разработки до лучших времён и сосредоточился на решении насущных проблем.

Те, как водится, не замедлили появиться практически с первых дней глобального эксперимента. Например, выяснилось, что эффективность суррогатов невелика: за один сеанс каждый из них мог заполнить «баллон» не более чем на треть, тогда как Максим за раз заряжал с десяток таких аккумуляторов. Правда, после подобных нагрузок неокрепший организм малыша минимум неделю терзала жестокая лихорадка, так что к услугам мальчика Семакин прибегал только в случае крайней необходимости.

Кроме того, у психоэмоциональных клонов Максима имелась ещё одна неприятная особенность: помимо низкой эффективности, наложенная на полустёртое сознание детей чужая психоматрица практически полностью выгорала после нескольких сеансов связи с альтернативной реальностью. Конечно, маленьких пленников можно было использовать один раз, до полного стирания подсаженного образа, а потом отправлять в Зону с помощью транскриббера или же пускать на корм завезённым оттуда мутантам, но тогда бы возникла проблема с поиском новых дублёров.

Массовая пропажа детей в разных регионах страны однозначно привлекла бы внимание правоохранителей. Рано или поздно кто-нибудь из дотошных полицейских или фээсбэшников всё равно бы докопался до истины, а Семакин вовсе не горел желанием раньше времени раскрывать кому бы то ни было, чем он реально занимался в ВИЦАПе. Он хотел, чтобы работа увенчалась успехом и в один прекрасный день на лике его Земли появилась первая раковая опухоль Зоны.

Как бывало не раз, в сложных ситуациях профессор прибегнул к помощи математики. Трудоёмкие расчёты указывали на возможность неоднократной перезаписи психоматрицы Максима поверх сознания реципиентов, но для этого требовалось, чтобы подопытные снова стали самими собой. Для ускорения процесса восстановления личности дублёров Семакин распорядился сделать на руках детей татуировки. Эта простая хитрость действительно позволяла несчастным быстрее вспомнить, кто они такие на самом деле, и подготовиться к новому витку жестоких испытаний. Кроме того, татушки упрощали процесс идентификации жертв науки персоналом центра. (Получив информацию на коммуникатор, что сегодня, к примеру, качает энергию Сергей, дежурный отправлялся к камерам юных пленников и брал мальчика с таким именем на запястье.)

Подобную татуировку Семакин распорядился сделать и для Максима. В этом не было особой необходимости, ведь мальчику после опытов не требовалось вспоминать, кто он такой, как его собратьям по несчастью. Просто в один из тех редких дней, когда профессор позволял ребятам поиграть вместе (ещё одна хитрость для ускоренного восстановления «выгоревших» дублёров), Максим заметил у них на руках татуировки. На вопрос, зачем они, Андрей Петрович ответил: «Для красоты». «Хочу такую же!» – категорическим тоном потребовал малыш. Семакин поначалу отказал ему, но потом передумал и распорядился набить мальчугану татуировку. Правда, перед этим велел усыпить паренька, чтобы тот не кричал и не дёргался, мешая мастеру делать свою работу.

Процесс заполнения аккумуляторов субстанцией Зоны шёл своим чередом. Уже была собрана треть нужного количества аномальной энергии для трансформации ноосферы Земли, когда произошло непредвиденное: Максим исчез из лабораторного кресла во время очередного сеанса. Находящийся в гипнотическом сне мальчишка страшно закричал, словно увидел ночные кошмары, и как будто растворился в воздухе.

Сперва профессора охватила паника, ведь все его планы оказались на волоске от краха, но потом он успокоился и взял себя в руки. Отслеживающие состояние мальчика приборы показывали, что с ним всё в порядке. Вшитый под кожу ребёнка маячок передавал сигнал, по которому его можно было найти и вернуть в исследовательский центр. Только вот в этом и крылся корень проблемы: мальчуган не просто исчез из лаборатории, он каким-то непонятным для профессора образом переместился в Зону.