Александр Пономарёв: Терракотовое пламя [litres]

– Откуда ты всё это знаешь, Айс? – Оглобля буквально пожирал командира восторженным взглядом.

– А он три года у яйцеголовых мальчиком на побегушках работал. Пойди и ты к ним, Оглобля, ещё не такое узнаешь, – хохотнул усатый.

– Хорош зубоскалить, Рыжий! – осадил Айс не в меру весёлого сталкера. – Не на дискотеку идём!

– Как знать, – флегматично заметил Троха. – Раньше там клуб был, танцы по выходным устраивали. Сегодня как раз воскресенье, может, и потанцевать придётся.

– Вот поэтому всем надо собраться, – строго сказал Айс, передёрнул затвор и сдвинул планку предохранителя на режим стрельбы очередями. – Троха, готовь «слеповухи». Подойдём к логову – бросишь пару штук.

Низкорослый сталкер кивнул, достал из подсумка гранаты. Слегка отогнул усики стопорного кольца, потом подвесил за чеку к поводкам разгрузки, чтобы сорвать в любой момент и пустить в дело.

– Ты, Рыжий, сразу после Трохи пальни в логово из подствольника, а там и я к вам присоединюсь.

– А мне что делать? – поинтересовался Оглобля.

– Сидеть в засаде, – опять хохотнул Рыжий, толкая заряд в ствол интегрированного с «грозой» гранатомёта. – Чтобы не продырявить кого ненароком.

Парень покосился на него и обиженно запыхтел, сжимая в руках потрёпанный временем «чейзер».

– Ты пойдёшь за мной, – сказал веснушчатому Айс. – Стрелять только по моей команде. Ясно? – Оглобля кивнул. – Выдвигаемся.

Сталкеры почти бесшумно выбрались из зарослей акации. Низко пригибаясь к земле, они длинными перебежками от куста к кусту добрались до шоссе. Серая лента транспортной артерии носила следы запустения и местами была покрыта глубокими выбоинами и трещинами. Стараясь не сильно стучать подошвами по асфальту, «чистильщики» пересекли дорогу, добрались до первого на их пути дома. Следуя вдоль кирпичной стены со следами штукатурки, группа свернула за угол.

С этой точки открывался отличный вид на детскую игровую площадку с покосившимся грибком в песочнице, густо оплетённой «мочалом» ракетой из труб и противно скрипящими на ветру качелями. Вокруг детского уголка кипели зеленью густые заросли малины и шиповника. Когда-то эти кустарники росли в палисадниках рядом стоящих домов. За годы запустения они значительно расширили свой ареал: сильные побеги разбили аккуратные дорожки, проросли сквозь асфальт и теперь постепенно поглощали территорию площадки.

Над цветущей зеленью с жужжанием роились насекомые, дурманяще пахло мёдом. «Чистильщики» обошли стороной заросли, пересекли рябиновую аллею и двинулись к глухой стене культурного центра посёлка.

Рыжий от ржавчины зигзаг лестницы поднимался к узкой двери на втором этаже здания. Длинные пряди коричневого «мочала» свисали с металлических ступеней и тихо перешёптывались на ветру. Они как будто просили «чистильщиков» остановиться, не ходить туда, где их ждала смерть.

Айс тряхнул головой, гоня прочь нежелательные мысли: думать перед делом о плохом – значит заранее обречь себя на неудачу. Командир замер, поднял сжатый кулак над головой, давая знак другим остановиться. Прижался к стене, осторожно выглянул за угол. Чисто! Сделал жест, означающий «за мной», удобнее перехватил автомат и двинулся вперёд, держа палец на спусковом крючке. За спиной раздавался тихий шорох шагов его команды. Сердце гулко стучало в груди, прищуренные глаза смотрели поверх прицела.

Чуть согнувшись и слегка наклоняясь вперёд, осторожно ступая на полусогнутых ногах, Айс добрался до первой ступеньки крыльца, наступил подошвой на бетонное крошево. Замер, ловя напряжённым до предела слухом каждый звук. Птицы весело заливались, радуясь солнышку, басовито жужжали шмели, визгливо поскрипывали качели. Пыхтел Оглобля, тихо посапывал Троха, Рыжий сосредоточенно покусывал ус. Но всё это было за спиной командира, впереди же разливалась мёртвая, холодная тишина.

Айс сделал шаг, другой, прошёл сквозь дверной проём и оказался в сумрачном фойе. Серые стены, серый потолок, серые обломки каких-то шкафов, столов и стульев. Сплошная беспросветная серость и запустение. В гардеробе железным лесом высились вешалки, алюминиевые бляхи жетонов висели на крючках, как шишки на ветках. Справа, метрах в двадцати, темнел вход в актовый зал. (Одна створка широкой двери валялась на полу, вторая косо повисла на одной петле.) Там когда-то давали концерты, а по выходным местная молодёжь собиралась на танцы. Слева, шагах в тридцати, виднелись настежь распахнутые стеклянные двери, правда, стёкол в них давно уже не было, а белая краска рам облезла и висела неопрятными лохмотьями. Над дверью темнела выцветшая табличка с едва различимыми буквами «и… ли… те».