Александр Афанасьев: Салам, брат… [litres]

Полковник, осторожно ступая, прошел к столу. Показал глазами второму номеру – выйди. Тот – соскользнул со стола, подхватил пулемет и вышел в коридор.

Снайпер пошевелился.

– Наташа…

Полковник присел рядом с ней на стол, который занимал второй номер, не зная, как сказать.

– Вы видели? – чудовищно спокойно спросила она, повернувшись к нему – это точно?

Он вздохнул.

– Видео прислали. Да упокоится душа раба божьего Дмитрия.

Он перекрестился. Она – молчала.

– Иди вниз. Я пришлю смену…

Она повернулась к нему. Она была высокой, лицо ее – было закрыто самодельной, тщательно и с любовью изготовленной сеткой – поэтому он не видел ее глаз. Мешковатый «городской гилли» с обломками кирпичей из пенопласта и наклеенным мусором – даже он не мог скрыть ее фигуру. Пальцами свободной руки – как и любой снайпер она держала «рабочую руку» максимально расслабленной до самого момента, пока надо будет стрелять – она перебирала странные, разноцветные четки. Винтовка – стояла, опираясь на мешки, красивая и смертоносная.

– Я в порядке, товарищ полковник, можете идти. Не сидели бы вы тут… и сами подставляетесь, и меня демаскируете. Придется позицию переносить.

Полковник выдохнул.

– Ладно. Как знаешь.

В темном, с провалами в полу коридоре – он встретил Лося – неуклюжего, немного полноватого, одетого так же как и снайпер в «городской гилли» – тот стоял на колене за невысоким укрытием из кирпичей, поставив на сошки укороченный пулемет. Они обменялись взглядами… двое мужчин, каждый из которых ходит по грани – они отлично понимали друг друга. Полковник – кивнул на дверь, из которой он только что вышел.

– Позаботься о ней.

Лось кивнул. Он был местным, хорошо знал и город и окрестности. Сам пошел к ней вторым номером. Полковник Вагизов был не слепой и хорошо видел – что ради нее этот неуклюжий молчаливый здоровяк дал бы разрезать себя на куски.

Но увы… сердцу женщины не прикажешь.

– Береги ее…

– Есть, товарищ полковник.

– Иди. Надо позицию сменить.

Когда здоровяк скрылся за занавесом – полковник долго смотрел ему вслед. Потом – вызвали по рации, и он пошел вниз. А перед глазами – мельтешили аккуратные женские пальцы, неспешно перебирающие бусины четок кроваво-красными ногтями.

В руке у Наташи – действительно было что-то вроде четок… не четок даже, а нечто среднее между четками и браслетом. Бусинки были разного размера и цвета, собранные без какой-либо системы – казалось, что это была поделка каких-то хиппи. Но это не были хиппи. Браслет был самодельным – каждый раз, после удачной охоты она добавляла в него бусины, такие, какие могла раздобыть, какие были под рукой. Сейчас – бусин было вчетверо больше, чем ей было лет, столько, что браслет можно было носить уже на шее.

Девяносто семь…

– Амир…

…

– Амир… проснись…

…

– Амир, поговорить надо…

Забывшийся тревожным сном на полу какого-то, оставшегося целым дома человек, бородатый, в камуфляже – подхватился, рука – моментально легла на автомат.

– Амир, это я…

– Чего тебе…

– Говорить надо. Не здесь…

Человек поднялся. На столе – стояла початая полторашка с водой, он отхлебнул, чувствуя во рту омерзительный привкус какого-то металла.

– Говори.

– Не здесь, амир… Выйдем…

Они вышли из комнаты, спустились на крыльцо. Это была обычная деревня юга России – богатая, сильно поднявшаяся в последнее время, вместе деревянных хат и глинобитных мазанок – тут коттеджи городских, да и дома сельских – не слишком то уступают. У всех – по две – три коровы, свиньи, гуси, куры, все мясо продают, мясо дорогое, мужики – на стройки бригадами нанимаются, и коттеджи здесь строят, и в городе кто-то должен строить – богато здесь, иномарка тут и за машину не считается, козырной считается не просто иномарка – а джип. Как раз такой – стоял во дворике этого коттеджа, у снесенных ворот, а в углу забора – под присмотром трех братьев с автоматами и оператора с видеокамерой – несколько пленных русистов копали себе могилу…

Джип был Мицубиси, около него – стоял еще один русист, и под присмотром двух братьев – чего-то в нем копался. Братья – были аварцами, из Дагестана, один из них видимо, служил в армии – когда амир проходил мимо – честь не отдал, но вытянулся по струнке, и извиняющимся голосом сказал: