Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

И, конечно же, падший архангел, который, во многих отношениях, был самым тёмным из всех — архангел Као-юн, Отец Разрушения, Повелитель Предательства, который напал на архангела Лангхорна и архангела Бе́дард, вероломно и без предупреждая, после того, как скорбящий Лангхорн был вынужден спустить с привязи Ракураи, молнию Бога, на Шань-вэй и её падших последователей. Као-юн, который был самым доверенным из всех последователей Лангхорна, воин, которому было поручено охранять всё, на чём стоял Сэйфхолд, кто обратился к злу Шань-вэй. Это невообразимое предательство Као-юна, которое было даже темнее чем первородный грех Шань-вэй, так ужасно ранило бренные тела архангелов Лангхорна, Бе́дард, Паскуаля, Сондхайма и их самых преданных последователей, которые были близки к Саму Богу, что они были вынуждены покинуть Сэйфхолд не закончив свои начинания.

У Мерлина не было личных воспоминаний о большинстве «падших архангелов» Шань-вэй. Нимуэ нашла большинство из них в компьютерах в её пещерах, но если подлинная Нимуэ встречалась с ними или знала их, то это знание никогда не загружалось в её ПИКА. И всё же некоторых из них она знала, и в первую очередь Као-юна и саму Шань-вэй. Видеть, как их оскорбляли, знать, что пятьдесят поколений мужчин и женщин, ради свободы которых они умерли, знали их не как героев, а как самых тёмных из дьяволов, источник всех зол и несчастий, всё это было как нож в сердце Мерлина.

Часть его отчаянно жаждала разоблачить Писание, взять штурмовой шаттл и его разведывательные скиммеры и превратить Храм в пылающий кратер, чтобы доказать, что вся религия Лангхорна была построена на лжи. Но он не мог так сделать. Во всяком случае, не сейчас. Но когда-нибудь, сказал он себе ещё раз. Когда-нибудь народ Сэйфхолда будет готов услышать правду и принять её, и когда этот день наступит, Шань-вэй и Као-юн, и все, кто погиб вместе с ними, запомнятся теми, кем они действительно были, всем, что они действительно отстаивали.

Мерлин почувствовал, как внутри его молицирконового сердца и души разгорается гнев, и закрыл книгу. Он полагал, что действительно не должен позволять себе зацикливаться на этом, но, когда дело дошло до этого, его подлинными врагами стали Писание и так называемая Церковь, которой оно служило. Князь Гектор, князь Нарман и все остальные, что плели интриги против Черис, были препятствиями для его настоящей борьбы, не более того.

«И всё же», — подумал он, изогнув губы в усатой улыбке, — «они, безусловно, неотложная проблема, не так ли? Так что мне придётся с ней разобраться».

Он вывел цифровые часы в углу своего поля зрения и сверил время. Он выверил их по двадцати шестичасовому дню Сэйфхолда, и прошло уже два часа после тридцати одного минутного периода, которые сэйфхолдийцы знали как «Час Лангхорна». На любой другой планете, населённой человечеством, он бы назывались «компенсором» или просто «компом», периодом корректировки, необходимым для того, чтобы подогнать день чужой планеты к чему-то, что чётко делится на стандартные минуты и часы человечества. На Сэйфхолде каждый, кто проснулся в полночь, должен был провести «Час Лангхорна» в молчаливой медитации и обдумывании всего того, что Бог сделал для него, вмешательством Лангхорна, за прошедший день.

Мерлин, однако, никогда не собирался проводить этот Час таким образом.

Он фыркнул от этой мысли и усилил чувствительность своего слуха. Усиливающие программы проанализировали входящие звуки, подтверждая, что Башня Мериты дремлет в тишине. Принимая во внимание скудость ночного освещения, сэйфхолдийцы рано ложились и рано вставали, и это позволило отказаться от охраны и стражников везде, кроме входа в башню. К настоящему моменту всё то небольшое число почётных гостей башни уже спало глубоким сном, а прислужники вернулись в свои служебные и дежурные помещения, отведённые для них на самых низших уровнях башни, в ожидании звона колокольчиков, если кому-нибудь из страдающих бессонницей потребуются их услуги.

Именно этого и ждал Мерлин.

— Сыч, — еле слышно позвал он.

— Да, лейтенант-коммандер? — практически мгновенно ответил голос ИИ через его встроенный коммуникатор.

— Я готов, — сказал Мерлин. — Отправь мне скиммер, как было указано ранее.

— Да, лейтенант-коммандер.

Мерлин поднялся, погасил фитили своих ламп и открыл окно комнаты. Он взобрался на толстый оконный карниз и сидел там, смотря на гавань, болтая ногами в ночи, опираясь плечом о широкую амбразуру.