Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— Полагаю, мне следовало бы сказать что-то вроде «Мы наконец-то в пути!», — сказал Кайлеб рядом с ним, когда белые усы начали закручиваться назад от форштевня галеона. Голос кронпринца звучал бы удивительно спокойно для людей, которые не знали его хорошо.

— Можешь и так сказать, — рассудительно ответил Мерлин. — К сожалению, если бы ты это сделал, Арнальд и я были бы вынуждены задушить тебя и выбросить тело за борт.

Кайлеб усмехнулся, и Мерлин улыбнулся.

— По крайней мере, флот не думает, что мы сумасшедшие, — сказал принц.

— Это так, — согласился Мерлин. — На самом деле, я думаю, твой отец придумал идеальную историю прикрытия.

— И заодно это создаст много неприятностей Горже, когда это наконец дойдёт обратно до Храма, — заметил Кайлеб с блаженной улыбкой.

— Что придаёт этому определённую остроту, не так ли? — сказал Мерлин, сам улыбаясь до ушей.

Официальное объяснение того, как Хааральд узнал, что ему нужно вывести свои галеоны в море — и куда их отправить — заключалось в том, что один из шпионов барона Волны Грома в Таро раскрыл планы «Группы Четырёх». Он якобы купил их там у кого-то при дворе, что, как заметил Кайлеб, должно было сделать ситуацию… интересной для Горжи и его ближайших советников, когда известие об этом неизбежно дойдёт до Клинтана и его сообщников. И это очень аккуратно объясняло — исключая таинственные видения некоего сейджина Мерлина — как Хааральд смог спланировать свой контрудар.

Он и принц несколько мгновений стояли улыбаясь друг другу, но потом выражение Кайлеба стало серьёзным.

— Все мы — всё это — действительно зависим от тебя, Мерлин, — тихо сказал он, и Мерлин смог ясно увидеть выражение его лица, несмотря на темноту. — Без тебя ни один из этих кораблей не был бы здесь. И без тебя, мы могли бы быть так же удивлены этой атакой, как, мы надеемся, они продолжат думать, что мы удивлены. На случай, если я ещё не сказал этого в таком множестве слов — спасибо.

— Не благодари меня, — сказал человек, который когда-то был Нимуэ Албан. — Я сказал твоему отцу при самой первой нашей встрече. Я использую Черис, Кайлеб.

— Я знаю это, — просто сказал Кайлеб. — Я знал это с самого начала. Я бы знал это, даже если бы отец не сказал мне того, что ты сказал тем утром. И я знаю, что ты чувствуешь себя виноватым в этом.

Глаза Мерлина сузились. Глаза Кайлеба не имели возможности Мерлина собирать и усиливать свет, но принц всё равно улыбался, словно он мог видеть лицо Мерлина.

— Рейджис и я попытались рассказать тебе тогда в Цитадели, — сказал он. — Ты не причина этого Мерлин; ты только привлёк к этому внимание немного раньше, чем это могло бы произойти в любом случае. И, по ходу дела, ты дал нам, как минимум, шанс на выживание.

— Возможно, так и есть, — ответил Мерлин через несколько секунд, — но это не меняет того факта, что многие люди будут убиты.

— Многие люди были бы убиты и без тебя, — сказал Кайлеб. — Различие — и я надеюсь, ты простишь меня за то, что я скажу, что это различие, которую я одобряю, — именно в том, кто будет убит. Я достаточно эгоистичен, чтобы предпочесть, чтобы это были подданные Гектора Корисандийского, а не моего отца.

— И, говоря от лица тех самых подданных, если позволите, — вставил Фалкан позади них, — я одобряю это так же сильно, как и вы, Ваше Высочество.

— Теперь ты понимаешь? — Кайлеб теперь почти потешался над Мерлином.

Помимо своей воли, Мерлин понял, что улыбается в ответ. Затем он покачал головой и похлопал Кайлеба по плечу. Принц ещё раз усмехнулся, более мягко, и они снова повернулись к планширю, наблюдая за ночью, в которой галеоны неуклонно двигались вперёд во тьму.

Когда граф Тирск вытащил себя через входной порт на палубу «Короля Ранилда» он обнаружил, что задыхается от одышки, и поэтому он потратил минуту, чтобы отдышаться после преодоления скоб-трапа на возвышающемся борту огромной галеры. Это был длинный подъём для человека в возрасте его пятидесяти лет, который уже не делает столько упражнений, сколько он, возможно, должен бы был, но он делал это достаточно часто на протяжении утомительных пятидневок этого долгого тихоходного плавания, чтобы привыкнуть к этому. И, по крайней мере, в этот раз он чувствовал определённую мрачную уверенность в том, что его идиотский «адмирал-генерал» должен будет выслушать его.

Корабль, как он отметил, уже не был безупречным экспонатом флота, который покинул залив Горат в середине октября. Теперь он был покрыт солью, его позолота и великолепная окраска были потрёпаны брызгами и погодой, а единственный парус унесло недавним штормом. Его экипаж хорошо поработал, чтобы спасти мачту, но запасная рея была короче, чем та, которую унесло вместе с парусом, и она выглядела нескладно, практически необработанно.