Юрий Волков - Город сестёр 2 [СИ]

Спасли.

Бабка сидела на диване и ревела в голос. Сломалась. Столько времени была железным командиром, а тут прорвало. Она, по-бабьи подвывая, захлёбываясь слезами, выговаривала Короткому.

— Ты меня бросил! Совести у тебя нет! Ты забыл, что Ванка говорила?! Она теперь снова иммунная появится в Юнусово! И что?! Я одна поеду её вытаскивать?! Прошлый раз нам с ней просто повезло! Проскочили! А если второй раз не повезёт?! А?! Я думала — ты мне как сын! А ты меня бросил! И её бросил! Ты её бросил! Совести у тебя нет!

Короткий сидел на стуле с перебинтованной головой. Хоть значительный участок мозга был повреждён, но он сохранил личность и даже помнил последние события. Оправдывался.

— Прости, Бабка… Я не подумал… Мне очень плохо было… Ничего не соображал…

Пашка, Шило и два знахаря валялись на полу, в отходняке после интенсивного использования Дара.

Бабка, размазывая ладонью слёзы, обратилась к Беде.

— Машенька, посмотри по карте — когда Юнусово на перезагрузку пойдёт.

Та вышла из комнаты, через минуту вернулась.

— Через двенадцать дней. Кластер быстрый. Период — тридцать два дня.

— Вот! — Бабка снова переключилась на Короткого. — Через двенадцать дней надо ехать, забирать её! А ты!… Разве так можно, Аркаша?! Разве так можно?!

Настроение у всех было хуже некуда. Девчонки притащили освободившиеся матрасы и разместили всех, включая городских знахарей, на полу просторной гостиной.

Так и уснули.

На второй день, сходили с утра на могилу.

Хотели прихватить чего-то съестного. Но Ефрем сказал, что есть на могиле — грех.

С утра заморосил мелкий дождь. Он весь день уныло мочил землю. Бабка сказала.

— Улей плачет.

Столы накрывать не стали. Раздавали завтрак из котлов в разовую посуду. В палаточном городке осталось около двухсот человек. Остальные разбрелись по Полису. Кто-то просто пошел домой, а кого-то забрали знакомые. В палатках остались только те, кого прямо с перезагрузки поймали муры. Которым просто некуда было идти.

Их надо было куда-то девать. В палаточном городке из-за дождя становилось неуютно. Бабка уехала на стройку, посмотреть — как идут дела и поторопить с жилым корпусом. Всё остальное можно потом.

Вернулась нахмуренная.

— Надо трубы и сантехнику. Надо снова в Отрадный и выносить оттуда душевые кабины, ванны, унитазы… И, главное, трубы. Труб надо много. Потом, — кровати. Кроватей нет.

Горе — горем, но жизнь продолжается.

А Скорый пошел в школу.

И три часа выкладывался, поднимая на ноги искалеченных людей.

Рядом работали городские знахари. Они иногда с удивлением посматривали на Пашку.

А когда тот упал без сознания на пол, рядом с мужиком, которому восстанавливал ампутированную печень, с осуждением покачали головами и продолжили неспешно и рачительно использовать свои дары.

Очнулся он в пепелаце. Танечка сидела за рулём, скорбно поджав губы.

Посмотрел мутным взглядом и снова закрыл глаза. Видеть не хотелось не только никого, но и ничего. Опять ушёл в беспамятство.

Второй раз очухался, когда тащили в общагу. Шило нёс его на руках как ребёнка. Пашка хотел сказать, что он сам способен идти, но снова провалился в забытьё.

Ещё раз он всплыл из небытия под вечер, уже в своей постели. Рядом на стульчике сидела Беда. Она тихо спросила.

— Как ты?

Пашка поморщился в ответ. Что он мог сказать?

Тут же вошла в комнату Тьма, за ней Бабка. Шеф спросила.

— Очнулся?… Слушай, зачем ты так делаешь? Ты что, пытаешься убить себя?

Таня заступилась.

— Он просто устал. Ему надо отдохнуть.

Хоть, как эмоционатор, прекрасно понимала, что дело тут не в усталости. Да что там говорить. Над его тушкой стояли три мощных экстрасенса, — ментат, эмоционатор и сенс. Всё они видели и всё понимали. Им не нужно было врать про жестокую необходимость, совесть, мораль и нравственность.

— Паша… Будь добр, скажи мне пожалуйста, — задумчиво спросила Бабка, — ты зачем сам себя убиваешь? Мне как-то не нравится твой настрой. Я, что? Я что-то делаю не так?

Пашка слегка офигел от такой постановки вопроса.

— Нет, Мила, всё ты делаешь правильно, — язык ворочался с трудом.

— Ну не знаю… Ты же не просто так изводишь себя. Ты же уходишь от какой-то проблемы. От какой-то боли.

Таня мрачно покивала, соглашаясь с Шефом.

Пашка снова скривился.

— Чёрт его знает… Иногда находит…

— Что?

— Девочки, — увещевал Скорый, — не принимайте это на свой счёт. Просто… Иногда что-то ломается внутри. Вот, как сейчас. Жить не хочется.