Дмитрий Зурков - Контрфевраль [litres]

– Иван Петрович… – негромко обратился Воронцов, но, не дождавшись реакции, немного повысил голос: – Господин академик!..

Подполковнику пришлось еще дважды окликнуть Павлова, в конце концов, хлопнуть папкой по столу, прежде чем тот вернулся в реальность. Дабы ускорить этот процесс, Пётр Всеславович, и так обладавший изрядным чувством юмора, к которому длительное знакомство, успевшее перерасти в дружбу с Гуровым, добавило еще и некоторую толику ехидства, деланно нахмурившись, рявкнул:

– Господин академик, ставлю вам на вид грубейшее нарушение режима секретности! После совещания извольте сдать мне эти неучтённые листочки на экспертизу и дальнейшее уничтожение! А затем напишите объяснительную на имя директора НИИ, то бишь… на ваше имя!

Сконфуженно присоединившись к общему смеху, Павлов, у которого в бытность еще майором Тиминым был печальный опыт общения по аналогичному поводу с особистом, передал скомканные листочки Воронцову и, полностью вернувшись в реальность, продолжил:

– Ну что ж, господа, теперь я полностью уверен, что история уже поменялась и продолжает менять свой курс. Если уж подполковник Отдельного корпуса начинает острить в духе старлея из двадцать первого века, то победа будет явно за нами… А если серьёзно, то позвольте поделиться с вами мыслями, которые мне пришли в голову совсем недавно.

Психологически рассуждения Терещенко нетрудно просчитать. Мысленно он постоянно сравнивает себя с Императором Всероссийским. И это сравнение, вы уж, Михаил Александрович, простите меня, старика, не в пользу вашего брата. Образован наш сахарозаводчик лучше, личное состояние как минимум сопоставимо с императорским, он моложе, энергичнее, жена красивее, яхта – быстрее. Вот с происхождением только некоторые сложности – хоть и потомственный дворянин, но древностью рода похвастаться не может, зато самомнения – с избытком. И вот такая ЛИЧНОСТЬ, как он думает, вынуждена склоняться перед царской волей, которая может быть, с его точки зрения, несколько субъективной и идёт против здравого смысла и общественного блага, не так ли? Занять его место на престоле? Не реально, если только ты не из Рюриковичей или им равных. И таких Терещенок в империи – десятки, а если несколько понизить ранг купца или промышленника, так счет пойдет и на сотни, если не на тысячи.

А вокруг масса советчиков и друзей, местных и заграничных, которые нашептывают явно и намеками, мыслишку одну крамольную: а нужен ли нам государь вообще? Вот и в Америке, и во Франции без него обходятся и как-то не жалуются. Ну, на крайний случай сделать, как в Британии, – оставить монарха на престоле. Как говорится, по формуле: «Rex regnat sed поп gubemat» [11] Король царствует, но не управляет ( лат .). . И не видят или не хотят видеть, что король или королева британские – это не символ, а всё же реальная сила. Припомните события 1910 года в Англии. Заартачилась палата лордов, но стоило только им намекнуть, что король может очень быстро сотню-другую новых пэров назначить, а уж они проголосуют как нужно, так сразу договариваться прибежали. Да и в будущем монархи британские не раз зубки показывали. Никто не лишал их права ветировать законы, распускать парламент. И именно король или королева, а не премьер-министр – глава государства, армии и флота.

Но вернёмся к делам нашим сегодняшним. Михаил Александрович, когда ваш августейший пращур Петр Великий только строил Империю Российскую, купцы были ему в том опорой и первыми помощниками. А сейчас, в час тяжких испытаний во врагов Престола превратились. Уж не припомню, кто там до Бонапарта говаривал, что для войны нужны деньги, деньги и ещё раз деньги, но их у купцов более чем достаточно. Помните, лет шесть тому назад много говорили и писали о пресловутом «письме шестидесяти шести», коллективном обращении предпринимателей в защиту профессоров Московского университета, уволенных после студенческих волнений, случившихся из-за графа Толстого. Так за подписями этих новоявленных толстовцев стояло больше полумиллиарда рублей! И первым, кого можно назвать из списка подписавших – уже упоминавшиеся чуть ранее братья Рябушинские. У них, как, впрочем, и у других представителей этого сословия, сформировалось какое-то очень болезненное отношение к дворянству, которое, по их же словам, превратилось в некий тормоз, мешающий русской буржуазии войти во власть. А фраза Павла Рябушинского, которую он должен был сказать второго февраля сего года? «Если раньше говорили noblesse oblige – дворянство обязывает, теперь нужно сказать propriété oblige – собственность обязывает…»