Макс Глебов - Запрет на вмешательство [СИ litres]

– Огонь!

Рявкает пушка броневика. Смешно, но это наш самый крупный калибр. Осколочный снаряд уносится в сторону леса. Справа грохочет зенитка. Я не слежу за результатами огня своих подчиненных – у меня другая цель. Выстрел! В боекомплекте нет бронебойных снарядов, и я вынужден бить по бронетехнике осколочными. Снаряд ударяется в пулеметный щиток «Ганомага». Осколками выкашивает расчет MG-34 и солдат в открытом боевом отделении. Выстрел! Бронетранспортер виляет в сторону, съезжает с дороги и утыкается в дерево, запирая выезд из леса. Солдаты бросаются отцеплять зенитку. Выстрел! Одной скорострельной пушкой у немцев меньше, а вторая пока не так уж опасна – она еще не выбралась из леса.

До противника полтора километра. Из «панцербюксе» или ДШК «Штугам» я ничего не сделаю, значит, остается попытаться их ослепить. Попасть с такой дистанции из зенитки по приборам наблюдения – та еще задачка, но выбора все равно нет. Выстрел!

Всего пять минут. Именно столько нужно колонне, чтобы перевалить холм. В обычной жизни их можно просто не заметить, но в бою минуты могут растянуться на многие часы. Горит БА-6, получивший прямое попадание снаряда «Штуга», бешено маневрирует полуторка, отвлекая на себя огонь немцев и поливая их свинцом из трех исправных «Максимов». Эффективность этого огня почти нулевая, но свою роль пулеметчики отыгрывают на все сто процентов. Давно закончились снаряды у второй зенитки, и расчет залег чуть в стороне, стреляя из винтовок в сторону леса. Где-то там же хлопает винтовка старшего сержанта Серовой. Пока я веду огонь, командование остатками взвода взял на себя Плужников. Щеглов по моему приказу увел остальных моих людей вместе с колонной, так что кроме нас здесь никого нет. А Лена не выполнила приказ и осталась, и я просто не успел силой впихнуть ее в грузовик. У меня еще есть десяток снарядов, и я стараюсь не давать «Штугам» вести прицельный огонь. Есть только одно объяснения того факта, что я еще жив – я нужен немцам живым. Не дождетесь! Выстрел!

Немцы охватывают нас с флангов. Пехоте требуется время, чтобы занять позиции для атаки, и это время – последние минуты жизни доверившихся мне людей. Меня, наверное, оставят в живых – я нужен, как носитель многих секретов, а им немцы потерь не простят. Выстрел! Сколько уже прошло? Пять минут? Десять? «Штуги» уже близко. Выстрел! Чего ждет немецкая пехота? По моим прикидкам она уже должна начать атаку. Я не использую «вид сверху» – мне все ясно и так. Грохот взрыва за спиной. Что-то большое и тяжелое буквально сносит меня с сиденья наводчика, и я падаю на землю, по пути больно ударяясь плечом о железную станину пушки. По металлу звенят осколки. Я слышу какой-то вой, свист и грохот. Ощутимо дрожит земля. Ворочаюсь, пытаясь выбраться из-под прижавшего меня к земле человека.

Это Плужников. Похоже, сержант ранен, и довольно серьезно. Его лицо в крови, рука, пробита осколком, но сержант улыбается.

– Наши, командир!

Только сейчас я отключаю боевой режим имплантов и прикрываю глаза, чтобы увидеть поле боя с орбиты.

Мы продержались двадцать пять минут. Этого времени хватило генералу Музыченко, чтобы добраться до позиций передового стрелкового батальона и вызвать по телефону огонь артиллерии. Как оказалось, генерал был столь красноречив, что командование восемнадцатой армии санкционировало массированный артиллерийский удар по «идущему на прорыв нашей обороны немецкому танковому полку», подключив к нему недавно полученный из резерва ставки дивизион БМ-13. И сейчас реактивные снаряды «Катюш» ровняли с землей лес, поле и немецкие боевые порядки перед нашей позицией, заставляя гореть все, до чего долетали раскаленные до семисот градусов осколки.

Огненный шквал прекратился так же внезапно, как и начался. Я оперся рукой о станину зенитки и медленно распрямился, помогая сержанту встать на ноги. Вокруг один за другим поднимались из тлеющей травы уцелевшие бойцы. Чежин, Шарков, Серова, несколько артиллеристов из зенитных расчетов. Впереди все горело, дым мешал нормально дышать и полностью закрывал обзор. Внезапно где-то справа застучал запустившийся мотор грузовика, и секунд через пятнадцать из дымной пелены вынырнула наша полуторка с пулеметной установкой в кузове.

– А вот и транспорт, – усмехнулся Плужников, – надо же, как вовремя.

Сто тридцать девятая стрелковая дивизия участвовала в Советско-финской войне, действуя на правом фланге 8-й армии в районе озера Толвоярви. Наступление дивизии закончилось неудачей, и она была вынуждена отступить на восток в район озёр Вегарусъярви и Салонъярви, где и встретила конец войны.