Макс Глебов - Запрет на вмешательство [СИ litres]

Все десять наших танков рванулись вперед, посылая в сторону вражеской позиции снаряды своих орудий. Точность этого огня оставляла желать много лучшего, чего нельзя было сказать о немецкой зенитке. Третьим выстрелом ее расчету удалось подбить вырвавшийся вперед Т-26. Ударом снаряда танку оторвало башню, и он мгновенно вспыхнул.

Я продолжал вести огонь из пушки бронеавтомобиля, но, как и ожидалось, результат был не самым лучшим. После пятого выстрела я понял, что точность моей стрельбы перестала возрастать, и, видимо, я достиг предела возможностей ненастроенной системы прицеливания.

– Продолжать огонь! – приказал я экипажу БА-6 и выпрыгнул из бронемашины.

Мой взвод пока потерь не понес. Красноармейцы покинули кузова грузовиков, а расчеты пушек заняли свои места, но без приказа ничего не предпринимали.

– Перовое орудие на прямую наводку, быстро! – выкрикнул я и сам уперся плечом в четырехколесную железную повозку зенитки.

Нам на помощь немедленно пришли красноармейцы из нашего взвода и, кажется, даже из роты охраны штаба, во всяком случае, что-то кричавшего и указывающего в нашу сторону давешнего лейтенанта я краем глаза заметил.

Мы выкатили пушку на открытое место, где остановившиеся впереди машины не закрывали от нас немецкую позицию, и я снова прыгнул на сиденье наводчика. Заряжающий, не дожидаясь команды, вставил в приемный короб обойму и лязгнул затвором.

Я с облегчением отметил, что маркеры системы наведения вновь стали вести себя привычным образом, а овалы рассеяния перестали занимать чуть ли не четверть поля зрения.

Зенитку «восемь-восемь», как называли ее сами немцы, требовалось срочно заткнуть, пока она не сожгла все наши танки. Один из Т-34 тоже уже горел, а танки все продолжали сближаться с немецкой позицией, и огонь противника с каждым метром сокращения дистанции становился точнее.

Выстрел! Два километра и неподвижная цель – идеальные условия для стрельбы из пушки 61-к. Сама немецкая зенитка, похоже, цела, по крайней мере, внешне, но расчет выведен из строя взрывом осколочного снаряда. Выстрел! Замолчал один из «Флаков». Причина та же – вести огонь уже некому. Немцы из взвода охранения пытаются занять место артиллеристов. Выстрел! Больше желающих заменить погибший расчет не находится. Выстрел! Замолкает последняя скорострельная пушка, и немцы не выдерживают – начинают беспорядочный отход. Я больше не стреляю, снарядов и так осталось немного.

– Вернуться в колонну! Прицепить орудие к буксировщику! – отдаю я приказ и направляюсь к своему броневику. Дальше расчет справится и без меня.

«Колонна особого назначения» лишилась двух танков, и трех грузовиков. Сколько погибло и ранено бойцов, мне никто не докладывал, но человек двадцать мы точно потеряли. Если дальше пойдет такими же темпами, до своих мы рискуем не дойти.

Форсировать реку нам никто не мешал – немцы отошли и предпочли в бой не ввязываться. Я очень надеялся, что связи с командованием у артиллеристов не было, поскольку в ином случае, мы могли смело рассчитывать на большие неприятности. Как бы то ни было, к полудню «колонна особого назначения» достигла села Емиловка. Вид с орбиты показывал, что впереди все еще немцы, а до войск Южного фронта нужно дополнительно пройти около пятнадцати километров, но генерал Музыченко, несмотря на мое предупреждение, видимо, все же надеялся встретить части восемнадцатой армии именно на этом рубеже. Что ж, теперь его постигло жестокое разочарование.

Только здесь, в Емиловке, генерал, похоже, осознал всю сложность реального положения. Фактически, наша колонна догнала ударную группу комдива Соколова, вернее, один из ее фрагментов, и Музыченко увидел, что от мощного когда-то соединения осталось едва пятьсот человек – без техники, предельно уставших, с большим количеством раненых и с почти полностью исчерпанным боезапасом.

Впереди, в нескольких километрах от села, немцы создали из тыловых частей заслон, и генерал понял, что пробить его группа Соколова не сможет, а значит, в дело предстояло вступить самой «колонне особого назначения».

Пока комдив Соколов и генерал Музыченко согласовывали совместные действия, я более внимательно изучил сложившийся расклад сил. Как такового фронта перед нами не наблюдалось. Очаговая оборона восемнадцатой армии, даже не помышлявшей о том, чтобы ударить нам навстречу, все еще держалась только благодаря тому, что шестая и двенадцатая армии начали прорыв и оттянули на себя все немецкие резервы. И сейчас эти резервы неумолимо стягивались к узкому коридору, пробитому механизированными соединениями окруженных ценой потери почти всей техники. Собственно, коридора уже и не было. Оставшаяся в котле с минимумом боезапаса большая масса советской пехоты так и не смогла последовать за ударными группами, и была от них быстро отрезана пришедшими в себя после потери управления дивизиями горных егерей 6 6 В попытке прорыва окружения участвовали наиболее боеспособные части 6-й и 12-й армий вместе с командованием и большей частью техники. После их ухода советские войска, оставшиеся в котле под Уманью, уже не могли сопротивляться немцам с прежней эффективностью из-за катастрофической нехватки боеприпасов, горючего и продовольствия. Пока шел прорыв, они вели себя пассивно, а как только, немецкие войска, приведя себя в порядок после удара групп прорыва, перешли в наступление, красноармейцы начали массово сдаваться в плен, понимая безнадежность ситуации. Полные потери РККА в результате окружения под Уманью составили около двадцати тысяч человек убитыми и более ста тысяч пленными. .