Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Четыре дюжины минус два. И это еще до того, как они смяли периметр. Гримберт закусил губу, не замечая боли - заблаговременно впрыснутый в кровь коктейль из метамфетамина, мефедрона и спорыньи наполнял тело гудящими золотистыми волнами тепла, точно в его сердце гудел собственный ядерный реактор. Ничего, сказал он себе, наблюдая за тем, как клинья рыцарей выходят на огневые позиции, подбираясь к намеченной зоне огневого контакта через вспахиваемое разрывами поле. Подобные потери были запланированы. Все было запланировано. Надо лишь ждать результата.

И он дождался.

- Готовься! – рявкнул в эфире Магнебод, - Комбинированными и фугасными! По моему целеуказанию! Во имя Господа Бога и всех чертей преисподней! За Турин! Огонь!

Стальная волна, подступающая к Арбории, на миг замерла, прежде чем обрушится на камень.

И камень, простоявший сотни лет, дрогнул.

По стенам и парапету пронесся смерч, сметая стальными осколками не прикрытую щитами обслугу орудий и наблюдателей. Хлещущий по наступающим порядкам выверенными залпами барбакан сделался безжизненным, получив сразу несколько точных попаданий из тяжелых орудий. Гримберт заставил его батарею заткнуться, вколотив в нее несколько комбинированных снарядов. Стальные плети хлестнули по старой каменной кладке, вышибая из нее целые куски, превращая украшенный зазубренными бойницами парапет в сточенные каменные огрызки.

Стены Арбории пережили не один штурм, но этого штурма пережить им было не суждено.

Туринские рыцари действовали слаженно, даже под ожесточенным огнем сохраняя боевые порядки и методично засыпая вскрытые цели огнем фугасных и бетонобойных снарядов. Наблюдая за ними, Гримберт удовлетворенно отметил, что мессир Магнебод не зря ел хлеб за счет Туринской казны, добиваясь от своего воинства сплоченности как в построении, так и в стрельбе. Даже сейчас, оказавшись в гуще битвы, он успевал раздавать целеуказания, подмечая слабые места в обороне лангобардов.

Концентрированный огонь столь чудовищной мощи мог пробить и гранитные скалы. Через четверть часа после начала штурма стены Арбории выглядели так, будто познали на себе силу Иерихонской трубы, еще получасом позже вскрылись первые бреши. Узкие и извилистые, похожие на зарубки от гигантского топора, они еще не могли служить надежными проходами, но Гримберт, изнывающий от нетерпения с самого начала атаки, подал сигнал к штурму.

Трата времени сейчас была непозволительной роскошью. Каждая потерянная им минута могла обернуться в пользу Лаубера, грызущего сейчас окровавленной пастью юго-восточные ворота. А значит, требовалось немедленно вводить войска в прорыв, пусть даже ценой высоких потерь – сейчас подобный обмен приходилось считать приемлемым.

Стальной клин вновь пришел в движение, не прекращая огня на подавление, но даже последний оруженосец понимал, что настоящее дело еще не кончено, а лишь начинается. Перед ними еще оставались два арпана открытого пространства, ощетинившегося гранитными надолбами и похожего на изобильно покрытое крестами кладбище. Гримберт знал, что Арбория заставит их заплатить дорогую цену за каждый сделанный шаг.

Пушки лангобардов взимали свою плату с неумолимостью архангелов, ведущих судилище в день Страшного Суда. Тактический планшет «Золотого Тура» бесстрастно демонстрировал значки-пиктограммы, но и без его помощи Гримберт видел, как выходят из строя его рыцари, устремившиеся в лобовую атаку. Здесь, на подходе к крепостным стенам, лангобардским канонирам уже не требовалось никакого искусства – это была стрельба в упор, как охота на уток в графском пруду…

Сталь сшибалась со сталью, окутывая бредущие по перепаханному полю механические фигуры облаками осколков и огненными сполохами. Ярость против ярости. Благородное безумие боя против отчаянной храбрости. В противостоянии материалов обладающий наименьшим запасом прочности должен пасть. Грубый закон жизни, совсем не похожий на изящные законы Святого Престола. Гримберт знал, что справедлив он и в отношении людей.

Но у стали, как и у плоти, есть свой предел. Кто-то из рыцарей уже замер неподвижным изваянием, точно огромная статуя, распространяя вокруг себя черный дым сгорающих внутренностей. Кто-то рухнул, испещренный пробоинами, чтобы больше никогда не подняться.

- Грязные еретики! – «Багряный Скиталец», получив несколько касательных попаданий в грудь, зашатался, но не упал, - Я думал, нас ждет добрый прием, но что-то не вижу, чтоб нас угощали вином и хлебом, как полагается среди гостеприимных хозяев, пока что чаще встречается свинец…