Игорь Андреев - Трансформация

— Всё Че, не нагнетай, сегодня еще похороны и поминки, там и будешь, а здесь не надо. Сам ведь мне так говорил раньше, когда ребят теряли.

— Говорил, вот только Тудра… Мы же все с ним надежды связывали, берегли. Катран уйдет — отряд развалится, а он уйдёт, город расширится, получит он свой дом и уйдёт. Тундра же мог стать командиром, чутьё на опасность имел, ещё полгода и тоже смог бы за стенами чувствовать гадов. Стрелять на поражение — нет, а ощущать, причём не смутную только на него направленную опасность, а пассивную, потенциальную.

— Может так, а может и нет. Теперь-то, чего уже?

— Смог бы, смог. Алмаз не ошибается в таких вещах, и Катран в это верил, не зря же он Тундре горох подсовывал.

Как много нового я узнал, надо про Алмаза запомнить, сейчас бы спросить, но очень интригующе рассказывал Че, и я постарался повернуть беседу к событиям утреннего боя:

— И что там дальше было, Че?

— Дальше была короткая погоня, я думал к вам рванём, но Катран приказал за спецназом, и правильно приказал, как оказалось. Твари проломили противоположную от нас стену, а мы ещё только тронулись, рванули точнее. А спецназ уже был там. Одну тварь, как я сказал, грохнули прямо в гипере, вторую практически сразу разобрали на запчасти, как только они выскочили, а вот третью, этого матёрого элитника, завалили с трудом. Он очень быстрым оказался, прикрыл голову и споровый мешок лапами и дал дёру. Хорошо, что вокруг гипера открытое пространство, но всего метров двести, это ему в десять секунд промахнуть. Били в три пушки, под острым углом и мазали много, а мы были последними и так удачно встали, что относительно линии прицеливания смещение было незначительным — из шести попаданий, четыре были моими. Седьмой, контрольный в голову сделали уже в упор, эта гадина сумела вырваться, ну почти…, свалилась уже в кустах живой изгороди. Живучая какая оказалась, первым двум по одному разу прилетело и всё, а тут шесть раз.

— Класс! Очень эпично получилось, — Я действительно впечатлился, четыре тридцатимиллиметровых пушки едва расправились с живым существом. Мне с моим арбалетом, выстоять против такого монстра не получится ни при каких раскладах. Ведь и с теми, от которых удалось отбиться, всё получилось только потому, что нас разделяла броня машины, а так я бы и поднять оружие не успел, не то чтобы выстрелить, пусть хотя бы и не прицельно.

— О! А как с добычей получилось! С матёрого элитника подняли шесть красных жемчужин, под сотню гороха и больше сотни споранов, янтарь — красивый оранжевый с узелками. С молодой элиты взяли две чёрныё жемчужины и десятка три гороха, около полсотни споранов. Ну и «твои» красавцы тоже оказались богатыми, шесть горошин на двоих и десять споранов. Эй, ты чего погрустнел, Хват?

— Да чему тут радоваться, едва отбился от двух заурядных монстров, товарища потерял, при этом одного монстра только ранил, а второго добил уже раненого. И оба при этом нападали не на меня, дали собраться и прицелиться.

— Всё так и не так. Ты действовал, сумел мобилизовать дар на два убойных выстрела, вылез из укрытия и спас товарища. Из арбалета пробить горошника, причем новичку, это также нереально как ветерану накоротке уложить элиту, а такое здесь тоже случается, сам видел, — Катран подошёл, также как перед ним подошёл я, с того же направления, и поэтому я его не заметил. — Будешь жить в комнате с Петровичем, Свист уже перенёс твои вещи.

Катран занял место в центре нашего маленького сборища, и обратился ко всем:

— Так парни, в двадцать ноль-ноль похороны Тундры, встречаемся за десять минут в траурном зале, потом поминки, здесь — в нашем кафе, потом каждый по индивидуальной программе.

До назначенного командиром срока, ещё почти час времени, все остались во дворе, и по мере истечения этого запаса вся наша команда собралась, чтобы с командиром во главе двинутся в сторону электростанции. Ну да, а куда же ещё? Там котельная и она же крематорий.

Прощание проходило в тишине, речей никто не говорил. Бледный осунувшийся Петрович, долго держал Тундру за руку, неотрывно смотря на своего погибшего напарника. Лицо Тундры осталось целым, тварь его убившая, пронзила когтями грудь и рывком её разорвала. Когда гроб закрыли, и он стал уезжать в раскрывшийся зев печи, Петрович за всех громко произнес: «Прощай». Собравшиеся как по команде развернулись и двинулись к выходу. Никто не захотел смотреть, как гроб с телом погибшего заберёт пламя.