Валерий Гуминский - Оазис

Выдергивая из кобуры оружие, не стал смотреть назад, кто же меня преследует. А надо было. Я упустил из виду, что некоторые ребята Хартинга в прошлом — до службы в полиции — были ковбоями и хорошо владели арканами. Вот один из них и накинул на меня петлю. Плотная волосяная змея упала на плечи, скользнула вниз, обхватывая руки. Последовал резкий рывок. Падаю на спину, успевая увидеть свои ноги на фоне белесо-голубого неба без единого облачка. Перед глазами замелькали сапоги преследователей. Какой-то ублюдок врезал мыском обуви по ребрам, отчего ослепительная боль ударила в мозг.

— Добегался, гад? — слышится возбужденный голос. — Поднимай его, ребята!

Цепкие руки схватили за воротник пиджака и рывком поставили меня на ноги. Не успеваю отреагировать, как в глаз прилетает кулак. Искры, звездочки… Ошалело мотаю головой, а ничего поделать не могу. Пистолет вырвали из рук, и последнее, что помню — смачный удар по затылку. Дальше — тьма.

— Выглядишь, ты, Алекс, непрезентабельно, — голос Хартинга доносится откуда-то сбоку, и приходится поворачивать голову, чтобы разглядеть шерифа. Один глаз заплыл от удара и ничего не видит. Как бы вовсе слепым не остаться. Не выбили ли его часом ретивые служаки? — Хреново выглядишь. Не бегал бы от правосудия — договорились бы на приемлемых условиях.

— О чем нам договариваться, шериф? — хрипло спрашиваю я, ощущая, как сухость в горле дерет голосовые связки. Пить хочется неимоверно. — Ты мне покажи тех козлов, которые меня спеленали. Хочу потом должок отдать.

— Ты так уверен, что сможешь это сделать? — Хартинг усмехается, а я, наконец, фокусирую взгляд.

Небольшая комнатушка с одним большим окном, закрытым деревянными плашками жалюзи. Возле окна — стол со скрипучим креслом-вертушкой, в котором сидит гончий пес породы харьер. Надо же, почти созвучно фамилии шерифа. Сам он лениво крутится: вполоборота туда, вполоборота обратно. И глаз с меня не сводит. На столе с тихим шуршанием гоняет воздух миниатюрный вентилятор. Да, в Мемфисе жарко, как и во всем американском секторе. Жарко, влажно, чувствуется близость океана. Как они живут здесь? С тоской понимаю, что мой дилижанс давно упылил в вожделенные дали.

— Расскажи-ка мистер Волкофф, как ты умудрился за год трижды попасть в «заповедники», и что такого вынес оттуда, что за тобой гоняется мафия жирного Борджиа? — не дождавшись от меня ответа на свою реплику, начал допрос Хартинг.

— Обычная дешевая утварь, — пожал я плечами, прислонившись к стене. Меня качало от легкой контузии, болело ребро, и я хотел одного: просто поспать часиков двенадцать, прийти в себя и начать конструктивно думать, как выползти из дерьма. — Древние электронные платы, которые уже не будут работать никогда, светильники, спецодежда для работ в загрязненных зонах, небитый тонкий фарфор древних китайцев.

— Да ну? — удивился шериф. — Из-за такой мелочи мафия хочет расчленить тебя?

— Я сам не понимаю, почему он взбеленился, — вздохнул я, переступив с ноги на ноги. Этот пес предложит мне сесть, в конце концов? Сейчас грохнусь на пол, и пусть прыгает вокруг меня. — До сих пор никаких претензий ко мне не было…

— Зато у нас претензий на целое досье, — прихлопнул ладонью шериф наглую муху, решившую приземлиться на стол. — Несанкционированное проникновение в закрытые зоны карается лишением свободы на десять лет или каторгой. Что выберешь, Волкофф?

Усмехаюсь про себя. Тюрьма — рай, пусть и долгосрочный. А на каторгу меня не тянет совершенно. Что я забыл в аномальных зонах или в пустынных районах, где под слоем тяжелого песка или гранитной «подушки» такие же авантюристы тщательно обыскивают развалины древних городов?

Да, «божий суд», как называют до сих пор жуткий катаклизм в европейском секторе, или «судный день» в американском — сдвинул с мест тектонические плиты Земли, снес целые страны, перемешал континенты. Начало всему был мощнейший взрыв «Желтого дьявола» — Йеллоустоунской кальдеры — разнесшего половину североамериканского континента. Он дал толчок для активизации тихоокеанской вулканической цепи. Как забавно, все боялись ядерных боеголовок, количество которых могло сделать из планеты прокопчённую гранитную корку, а получилось все гораздо хуже.

Сейчас на месте Йеллоустоуна плещется море. Желтое море, с желтоватым оттенком вод. Ураганный дрейф остатков континента прибил плиту к евразийскому берегу, закупорив пролив из Северного Ледовитого океана. Половина Европы утоплена водами Атлантики. Оставшиеся в живых люди рванули на восток. Восточноафриканский рифт откололся и столкнулся с Аравийским полуостровом. На месте северной Африки вольно ходят океанские воды.