Денис Владимиров - Парабеллум [litres]

– С полицией, если приедут, в перестрелку не вступай, а требуй сразу майора Евстигнеева, сил у них немного, но проблем могут доставить кучу. Этот же мужик – кремень, и башка у его двойников всегда хорошо работала, быстро соображал. Твари повалят, отбивайтесь изо всех сил. Первую волну только самых тупых уничтожить, остальные вас обойдут. У них инстинкт самосохранения, особенно когда есть кругом пища, работает как нужно.

– А что ругаешься?

– Это девяносто девять процентов из ста очередной привет от Горбача. И мне, и, может быть, тебе.

– Странно, что этот ублюдок не уймется, предполагаемого соперника закатал, мечта осуществилась. Неужели такой мстительный? – ухмыльнулся я.

– Тут не только в тебе дело, еще и во мне, в коменданте. Да во всех нас, мы ему кость в горле. И быстро сработал, не успело командование отправить о создании экспериментального штрафного отряда, как его сразу под молотки. Тут еще и роль сыграло то, что мы вместе. Он люто ненавидит меня. Впрочем, я не меньше его. Приказ из Княжеской канцелярии, откажетесь – застрелят сразу. Поэтому, прошу тебя, не пререкайся с ними. Скорее всего, их Лохматый возглавлять будет, он тварь хуже… – цокнула языком, но не стала ругаться, – И главная моя к тебе просьба, я не требую обещаний, просто выживи. А этих сук, – стиснула та вновь кулаки, и лицо сделалось уж совсем кровожадным, глаза только молнии не метали, богиня Гнева и только, – я раздавлю!

Дробить пять человек, из которых один явная пока обуза, на несколько автомобилей посчитал затеей бессмысленной. Да, иметь дополнительное тяжелое вооружение – аргумент. Вот только я со станковым обращаться не умел, из подчиненных, кроме Вервольфа, никто, но тот пусть лучше за пушкой сидит. Поэтому захваченная «шишига» отпадала. На взлом и перепрошивку ресовской «лягухи» требовалось время.

После обеда со своими людьми я направился к Мальбу, где закупил все то, что посчитал необходимым, и совместными усилиями мы перетащили оружие и экипировку в склад. Затем я всех отпустил отдыхать и обустраиваться, предупредив, что в семь тридцать они должны быть в тренажерном зале. Понятно, что ни о чем рассказывать не стал, пусть спокойно первая ночь пройдет.

С Гердой сидели над картой до часу ночи. Та мне объясняла, где могут нас разместить, откуда может повалить враг, как зараженные, так и внешники.

– А из-за чего весь сыр-бор? – спросил у нее.

– Я не знаю. Не мой уровень допусков, – покачала головой та. – Или какие-то разработки, или материалы. ВС Острога интересует вот это здание, лаборатория корпорации «ТехНео», которая производит в той реальности высокотехнологичную продукцию для военных.

Еще одна закавыка. В контейнере, к которому сразу подошел код из первых цифр в блокноте, обнаружился всего лишь листок бумаги. Записка, мать ее так. «ВЛТ, многие ответы находятся в дневнике Гранита. Цемент».

И до четырех ночи затем читал довольно убористый почерк ренегата.

Даже сейчас, внимательно смотря по сторонам с командирского сиденья, вспомнил дословно первые строки: «Я до сих пор помню тот день, когда ничего не предвещало беды. Он мне снится в кошмарах. Раннее утро. Солнце только-только всходило. Тома… Моя единственная любимая еще спала. Щемило сердце. И когда она улыбалась, больше всего хотелось обнять, зацеловать и говорить, говорить, что люблю, что она самая-самая. Жаль, все это оставалось только у меня на душе. Я боялся разбудить ее, пусть поспит, моя девочка. Осторожно выбрался из кровати. Каждый раз она искренне удивлялась кофе и завтраку в постель, какая-то удивительная радость отражалась в изумрудных глазах. Время лечит, так утверждают некоторые. Пять чертовых лет, а раны не закрываются, кровоточат. У меня не осталось ни одной фотографии Томы. Я забываю цвет ее глаз, а черты лица постепенно размываются, растворяются. Единственная память – это ее рисунок простым карандашом, выполненный Художником по моим словам. Светлая им память. Я потерял не только любовь всей моей жизни, а всех своих друзей. Все, что мне было дорого. Василий, спокойный, как слон, уверенный. Молчаливый Егор, его вечно насмешливая, острая на язык Ленка. Подчеркнуто серьезная Таня, балагур и бабник Валерка. Она его прощала, часто без всяких оснований. Сашка, который первым встретил меня в Стиксе, не раз и не два спасал от верной смерти. Неразлучная парочка – Жека и Женька, даже в рейды вместе ходили. Она прикрывала его спину, он ее. А Лешка, Ванька, Лида, – они все были как наши общие дети. Олег, Семен, Иван и Леха – отдали все, чтобы они жили. Дети – цветы жизни и наши крестники. И крестным считается не тот, кто дает новичку дебильные прозвища, будто все кругом зэки или какая-то мелко-уголовная шушера, а обычные, земные. Отец Иннокентий провел обряд. Да, из нас мало кто верил в Бога, но эта традиция, она еще больше приближала к обычной земной жизни».