Константин Хвостополосатов - Попрыгун. Трилогия [СИ]

— Симпатичная девчушка, — сказал я. — Не скажу, что моя мечта, но куда лучше первой. Давай обратно мою Светланку.

— Я правильно поняла, что тебе данные женщины не оказались интересными? — спросила Светлана привычным для меня голосом. — Судя по всему, я зря осторожничала.

— Да, это так, — повернулся я к Светлане. — Можешь быть спокойной за Саныча, его интимная жизнь меня мало "возбуждает".

— Ответь, тогда, почему вы так по-разному реагируете на этот вопрос, — спросила Светлана.

— Свет, это от разного угла зрения на тот самый вопрос, — ответил я. — Саныч — типичный мелкий собственник. Для него сексуальные партнерши просто очередное приобретение. Он их рассматривает как свои красивые вещи, несмотря на разумность, принадлежащие только ему. Я придерживаюсь немного другого взгляда на жизнь. Ты для меня — не вещь, ты — мой друг или подруга, как тебе больше нравится. Уважая твое право выбора, я не собираюсь решать за тебя, что нужно делать, а что нет. Я пока не могу сказать ничего относительно любви, наверное, не знаю пока, как она выглядит. Но ты для меня очень близкий друг, интим ничего не меняет в наших отношениях, как бы ни пытались опровергать это многие другие люди, как мужчины, так и женщины.

— И ты совсем не будешь злиться, если узнаешь, что я "гостила" у Саныча так? — спросила Светлана.

— Чего ж злиться-то, — искренне удивился я. — Если вы оба хотели этого, и ты от этого получила хоть какое-то удовольствие, так нужно просто порадоваться за тебя.

— Да, вы определенно — разные люди с Санычем и в жизни и в мыслях, — сказала Светлана задумчиво.

— А как там наш кобелище в сексе? — ехидно спросил я. — Даю слово, только между нами.

— Ни тебе, ни мне, — кокетливо улыбнулась Светлана. — Он более неряшлив в этом деле.

— И все? — удивился я.

— А большего я тебе не скажу, — показала мне язычок Светлана. — Сам у него и спроси.

— Ах ты, блатная колбаса, — возмутился я, кинувшись ловить Светланку.

Поймать удалось не сразу, помогло мягкое кресло, в которое загнанная добыча упала спиной, оставив ножки на подлокотнике. Пиджак серого в черную полоску делового костюмчика вздернулся, немного помялся и держался на одной пуговке, едва прикрывая растрепанную белую блузку. Юбка в тон ему задралась до самого "выключателя", обнажив кружевной треуголничек черного цвета, едва различимый за сведенными коленками в чулках пепельного цвета.

— Я в домике! — распрямленные ножки, всего одна из которых была обута в чёрную туфлю с небольшим каблуком-рюмкой, уперлись в мою грудь.

— Все мы в домике, — я взял ножки, обтянутые нейлоном, и начал потихоньку разводить их в стороны. — И сейчас мы этот домик, как следует, осмотрим…

— Капитан, я как раз зашла попросить Вас явиться в боевую рубку, — официальным тоном отрапортовала поверженная в кресло Светлана, при этом нагло улыбаясь. — До прохода очередного перепада погружения в многомерность осталось чуть меньше десяти минут. Время явно недостаточное для совершения акта изнасилования младшего члена экипажа с последующим подключением к пилотскому креслу.

— Ну, ты чертовка, — возмутился я, скатывая неподатливую юбку Светлане куда-то в район груди. — Я не останусь без боевого трофея.

После непродолжительной борьбы я шествовал в сторону рубки с черными кружевными женскими трусиками на плече, перекинутыми подобно добыче.

— Верни Стекляшкино ухо! — из каюты выскочила Светлана в одном чулке и босиком.

— Трофей, добытый в неравной схватке, может быть выкуплен только полным раскаянием в капитанской каюте, желательно при свечах, — гордо ответил я. — Пока же сей волнующий элемент женской аммуниции будет лежать у меня на сердце под комбезом! Даже не думай его увести, пока я буду в "подключке", месть моя будет страшна!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, — смиренно опустившись на колени, поползла Светлана в мою сторону, теряя последний чулок. — Делайте, что хотите, но верните благородной девице ее честь и доброе имя…

Картина была достойна художника, промышляющего эротическими миниатюрами, и больше всего ей подошло бы название "Мама! Я военного люблю!" Удержаться от смеха вряд ли смог бы даже самый аскетичный сухарь. Вытирая слезы, я побежал в рубку, по дороге запихивая трофей, тонко пахнущий знакомыми "духами" под комбез. Упав в кресло, я начал строить планы на покаяние при свечах после прохождения перегиба. Планам тем, к моему искреннему сожалению, не суждено было сбыться. Стекляшке на время пришлось остаться без "уха", а мне в "подключке" до самого момента выхода в реальное пространство. Ибо произошли все эти приятные моменты перед тем самым "перегибом" пути, где мы оборвали якорь точки входа в многомерность.