Кристофер Банч - При дворе Вечного Императора

Динсмен отвернулся. Его стошнило.

— Принимайте заключенного, мистер Охлсн!

— Есть принять заключенного, мистер Киит!

Поторопленный дубинкой Стэна, работавший в казарме охранников заключенный побежал рысцой по белой полосе через небольшой плац к воротам, где его поджидал Алекс. Килгур отсалютовал «Кииту» по‑таански — вытянув руку вперед ладонью вниз — и выпустил заключенного за ворота, где, собственно, и начиналась тюрьма. На планете Дрю зэки жили на свободе — или вроде как на свободе, а охранники — в огороженных и надежно защищенных лагерях.

Алекс закрыл тройным запором ворота и строевым шагом двинулся через плац к своему другу. Подойдя к нему вплотную, он еще раз выбросил руку в приветствии. Стэн сделал в ответ такой же, но вялый жест, и оба направились в казарму, где обитали после прилета на Дрю.

— Эх, Стэн, Стэн, — забубнил Алекс Килгур, — много чего я на своем веку сделал для Императора, но ты втравил меня в черт‑те что. Господи, в каких ролях мне приходится выступать! Я был, к примеру, совсем неплох в роли разжалованного солдата, когда мы воевали с этими психованными таламейнерами. Но ты заставляешь меня исполнять совсем кретинские роли — сначала сутенеришки, теперь тюремщика! Нет, моя мамочка не одобрила бы то, как ты со мной поступаешь!

Килгур не прекращал ныть с тех пор, как друзья взошли на борт корабля, который транспортировал заключенных на Дрю. Документы ни у кого не вызвали подозрения. Впрочем, их и не проверяли как следует. Даже одержимым подозрительностью таанцам в голову не приходило, что у кого‑то найдется причина добровольно лететь охранником на планету-тюрьму.

Хотя в службе охранника в этом жутком месте были свои прелести. Добрая половина всех ценностей, попадавших на Дрю, оседала у охранников. Они бессовестно пользовались служебным положением, чтобы удовлетворять свои сексуальные потребности: и женщины, и мужчины, попавшие на Дрю, очень быстро с радостью смекали или были вынуждены принять как суровый факт, что могут продлить себе жизнь, если не побрезгают постелью охранника или охранницы. Стэн и Алекс любовниц не заводили и, чтобы не казаться белыми воронами, распространили слух, что перед отлетом на Дрю переспали с одной шлюхой и разом подцепили дурную болезнь, которая плохо и долго лечится.

Покойный Охлсн был прав: для неизбалованных жизнью людей низшего сословия, которых призвали служить тюремщиками, это время было сплошным праздником.

Уже на подходе к казарме, проходя вторые ворота, Алекс прошептал:

— Слушай, Стэн, ты уверен, что нам следует только выкрасть отсюда этого проклятого подкладывателя бомб? А что, если мы напоследок устроим здесь маленький фейерверк, оставив бомбочку в серединке лагеря?

— Идея симпатичная, старшина. Но я говорю решительное «нет».

Килгур горестно вздохнул, и они вошли в здание.

Пивной автомат щелкнул, забулькал и снова щелкнул. Алекс приподнял пластмассовую крышку, взял две кружки наркопива и направился к столику, за которым его поджидал Стэн. Все комнаты отдыха в бараке были на один манер — много плюша из вульгарного стремления подражать дорогим покоям таанской аристократии, но с дополнением — пивными автоматами. Алекс, предварительно поморгав, заставил себя отхлебнуть напитка из кружки. Уроженец свободного мира, солдат привилегированного подразделения имперской гвардии, он не привык к сомнительным радостям, которые дает наркопиво. Да и Стэн тянул наркопиво без удовольствия — в свое время ему довелось вволю попить этого пойла на Вулкане, планете заводов и грубых нравов.

— Пусть эти таанцы и жрут не приведи Господи что, — проворчал Алекс, — они хоть пиво пьют человеческое.

— Я бы не назвал это человеческим пивом.

— Да, верблюжья моча, думаю, вкуснее, чем тутошнее пиво.

— Делают из низкосортного зерна и добавляют процентов пять опиума.

Алекс, только что сделавший глоток, выплюнул пиво обратно в кружку.

— Ты что, не шутишь?

Стэн отрицательно повертел головой. Память подсказывала, что вкус у наркопива малоприятный. Но теперь оказалось, что он просто омерзительный.

— А как оно действует? — спросил Алекс.

— Пьянеешь, разумеется. Здорово забалдеваешь. Но похмелье особенное: денек, а то и два это пивко выходит потом и трясет тебя при этом как в лихорадке.

— Славный напиточек. Сперва Алекса делают сутенером, потом поганым тюремным надсмотрщиком, а теперь — извольте! — наркоманом. Эх, знал бы Император, чего я терплю ради него!