Кристофер Банч - При дворе Вечного Императора

— Очень необычное дело, — пропыхтел он после того, как представился. — Крайне необычное дело. Мне вспоминается только один подобный случай. Его расследовал мой многоуважаемый коллега Гальперин. Весьма занимательная история. Хотите послушать, покуда мои юные протеже собирают информацию?

Стэн посмотрел вопросительно на Хейнз. Та лишь пожала плечами, и Стэн догадался, что если спиндарец начал что‑то рассказывать, его можно остановить только гранатой.

— Случилось это в одном малоосвоенном уголке космоса, как бишь его… нет, не припомню названия. Летели там на одном корабле два шахтера. Ну и поссорились. Страшно поссорились. То ли из‑за денег, то ли по работе — словом, из‑за своих шахтерских дел. Один из них дождался, когда второй надел космический скафандр, и выстрелил ему в лицо. А потом вышвырнул труп в открытый космос.

Спиндаренок подскочил к своему папаше и протянул ему компьютерчик с крохотным экранчиком, на котором забегали колонки цифр, совершенно непонятных Стэну. Малец что‑то защебетал на непонятном наречии, а взрослый отвечал на том же языке, только рокочущим голосом.

— Да, дело становится все любопытнее, — наконец промолвил «Бернард Спилсбери». — Простите, я отвлекусь от рассказа.

Передней лапой он вытащил из сумочки инструменты нормального размера, потом на задних лапах проковылял к кровати и занялся осмотром. «Все любопытнее и любопытнее», — приговаривал он.

— Кстати о любопытном, — спокойно заметила Хейнз, обращаясь к Стэну. — Ты удивлялся насчет подразделения спецназа? Думаю, мне необходимо узнать, почему именно их бросили дежурить в тот район. Я должна тебе кружку пива за дельную мысль, капитан.

Они обменялись улыбками. Однако у Стэна не было времени на ответную реплику — к ним возвращался спиндарец.

— Это тоже своего рода вещественное доказательство, — изрек он.

— Нашли что‑то?

— Нет‑нет. Я имею в виду того шахтера-убийцу. Мне осталось досказать, что после того как он вышвырнул товарища в открытый космос, он разгерметизировал корабль, все вещички убитого выдуло; после чего преступник закрыл люк, заполнил отсеки воздухом и продолжал путь один как ни в чем не бывало. А когда через несколько месяцев упомянутого шахтера стали допрашивать, он стоял на том, что летел в одиночку. Дескать, в документах записано двое, но когда его товарищ перед стартом не явился, он поленился переправлять документы. При самом тщательном обыске корабля никаких следов пребывания второго человека, разумеется, не нашли. Но Гальперин выдвинул довод, что один человек физически не мог за указанный срок так опустошить запасы продуктов на корабле. На что шахтер отвечал — я, мол, хороший едок. Поди ему возрази.

Было ясно, что рассказ спиндарца заканчивается. К этому моменту Стэн уже знал финал этой истории, но для приличия спросил, чем же все кончилось.

— Полиция космического фронтира — народ практичный. Чтобы не сказать бессовестный. У них свои законы. «Ах, говоришь, сам все съел? Ну, голубчик, мы это сейчас проверим». Засадили они его в камеру, дали месячный запас еды на двоих. Дескать, съешь — невиновен. А нет — пеняй на себя. Я бы назвал это следственным экспериментом по обжорству. Горестная история. — Достав из сумочки с инструментами удлинитель, спиндарец метелкой что‑то обметал с потолка в пакетик. — Словом, помер этот шахтер, от обжорства помер. Уже на третий день. У вас, у людей, странное понятие о правосудии… А наше нынешнее дело и того занятнее, — продолжал спиндарец, снова грузно опускаясь на задние лапы. — Вы, лейтенант, предупреждали меня, что, скорее всего, мы ничего не найдем. Мы нашли больше чем ничего. Мы обнаружили здесь, так сказать, отсутствие чего бы то ни было в устрашающих размерах.

Стэну его слова указали на первую действительно крепкую ниточку, которая могла вывести их на пропавшего доктора Кнокса.

— И что же, капитан, дает вам эта ловля призрака? Это «отсутствие чего бы то ни было в устрашающих размерах»? — ядовито осведомился Вечный Император.

Он бы мог умаслить властителя длинным отчетом, но Стэн полагал, что лучше избегать долгих разговоров и не считаться с императорским гневом, чем упускать драгоценное время. Он надеялся, что Император будет многое прощать ему, пока расследование не топчется на месте.

— Кнокс запретил проводить уборку в своей комнате. Я могу объяснить это так: он боялся, что какие-нибудь улики будут всосаны пылесосами и останутся на фильтрах. Мы не обнаружили ни единого отпечатка пальца. Нет ни одной частички отшелушившейся кожи. Нет ни мельчайшей капли мочи на простынях. На наволочке нет ни пота, ни жира.