Владимир Корн: Один и без оружия (СИ)

Гудрон шел к лагерю расслабленной походкой, небрежно размахивая клочком белой ткани.

Маленьким таким клочком, не больше носового платка. И я с тревогой наблюдал за тем, как он приближается к лагерю все ближе и ближе. Понятно, что его подстраховывают, и все же риск получить пулю, у него велик. Я на миг задумался: смог бы вот так, как он? После чего честно признался: не знаю. А вот он — может.

Трофим не пытался вернуть монокуляр назад, и я продолжал пристально рассматривать лагерь. Существовала крохотная надежда подстраховать Гудрона, с другой стороны. И света теперь достаточно, и карабин у Трофима с отличным боем: убедиться успел уже. А Гудрон, меж тем, все шел и шел. Пока, наконец, не остановился на краю лагеря. Он начал что-то говорить, заставив меня невольно улыбнуться: язык у него еще тот! Ситуация не совсем подходящая, но с него станется в абсолютно любой.

Вскоре из палаток начали появляться люди Абвера, и в числе последних, он сам. Без оружия, с руками на затылке, они собирались рядом с Гудроном. Затем дружно уселись на колени, держа руки все там же.

— Сколько их осталось?

— Семь человек, — ответил я, возвращая монокуляр. По крайней мере, тех, кто может передвигаться самостоятельно. Должны же среди них быть раненые? — Пошли и мы?

Какой смысл оставаться здесь? К Гудрону уже присоединилась Слава, Гриша, Янис, и сам Грек. Гриша так вообще по-хозяйски в лагере что-то осматривает. И по-прежнему неизвестна судьба Демьяна. Сколько не пытался увидеть самого его, или даже признать тело, но так и не получилось.

— Пойдем, — согласился Трофим, первым поднимаясь на ноги.

И мы неспешной походкой побрели в сторону лагеря. Успев пройти треть расстояния, когда Трофим удивленно сказал.

— Смотри-ка что!

Из зарослей слева от нас показалось еще три человека. Нет, опасений они вызывать не могли, но само их появление стало для нас полнейшей неожиданностью. Зато пришло понимание: попытайся люди Абвера уйти в Радужный, у нас с Трофимом была бы неплохая подмога.

— Этих не знаю, — ответил я на его молчаливый вопрос.

— Я тоже их прежде не видел, — сказал он. — Так, Дима, может мне ускориться? Предупредить всех, чтобы они тебя настоящим именем не называли: к чему тебе это?

— Думаю, сами догадаются.

Они признали меня издалека, чем угодно готов поклясться. Но не проявляют к моей персоне особого интереса. Который, в несколько иной ситуации, непременно имел бы место. И этот факт означает единственное. Когда мы с ними встретимся, никто не кинется ко мне, заорав во все горло: «Теоретик, так ты, оказывается, жив, бродяга, черт бы тебя побрал! Мы думали, что ты уже ласты отбросил!». Или что-нибудь в том же духе.

Я оказался прав. На мой приветственный взмах рукой, и Грек, и все остальные отреагировали примерно таким же образом. Как будто встретились знакомые друг другу люди, которые вместе выполнили работу. Мы обменялись репликами, в которых тоже все было по делу. Грек поблагодарил за неожиданную помощь, и переключился на разговор с теми людьми, появление которых из зарослей, стало для нас с Трофимом полнейшей неожиданностью.

Демьяна в лагере не оказалось. Ни среди живых, ни среди мертвых. И я прямиком направился к Абверу. Тот, даже стоя на коленях, умудрялся среди остальных пленных выделяться своей, Борис Гудрон, с его тюремным прошлым, выразился бы так — борзостью.

— Демьян где?

— Этот рыжий, что ли? Рыб кормит, где же еще? Жаль, что не в твоей компании.

Сам Гудрон, находившийся неподалеку, слушал наш разговор с интересом, но молчал. Некоторое время безмолвствовал и я, совершенно не представляя, что делать дальше. Абвер мог как солгать, так и сказать правду. И о чем теперь его спрашивать? Потребовать дать слово, что Демьян действительно мертвый? Глупо. Настоять на том, чтобы он указал, где именно лежит труп Демьяна? Так он просто ткнет пальцем в сторону моря, и заявит: где-то там. И снова я буду выглядеть не менее смешно. От всей души приложиться к его физиономии подошвой берца, чтобы стереть с нее ухмылку, чего так страстно хотелось? Он — пленный, к тому же не мой.

Тогда-то Трофим к нам и подошел, который считал иначе.

— Дима, что это ты с ним так ласково? Не заслуживает он того! — после чего сделал то, на что я не решился: пнул его, заставив Абвера завалиться набок. И продолжил. — Ты вот что, веди себя скромнее! Представлял бы что-нибудь из себя — отстреливался бы до последнего патрона. А так!.. — Трофим презрительно сплюнул.