Андрей Демидов - Восстание ягда Кропора

В результате неустановленных причин, сработала система обороны одной из старых баз и рейдер мятежников «Деддер» был уничтожен ей. Так-же была частична уничтожена наша орбитальная группировка, и большая часть группы ягда Сустерха (сам он погиб).

По косвенным признакам можно заключить, что часть экипажа «Деддера», в том числе, один из зачинщиков восстания — ягд Кмех Кропор, живы, и предпринимают усилия по обнаружению одной из баз, для захвата законсервированного корабля.

В связи с этим блокирование планеты будет продолжено, а агентурная работа на её поверхности возобновлена.

Старый волк обошёл полусгнивший пень, осторожно ступая по сухой листве и траве, и остановился у границы света и тени. Он разочарованно поморщил нос, обнажая сточенные временем клыки. Невпервой ему приходилось осторожничать, обходя костры и стоянки людей. Их много, словно они собрались со всего света. Они мешали ему ходить привычной дорогой, вверх и вниз по течению реки, которые, впрочем, и так скоро станут владениями молодых волков. С ними было тяжело в стае этой зимой. Они были быстрее, сильнее и пахло от них желанием весны, да так сильно, что волчицы оставили овраги ещё до схода снегов, развалив всю стаю сразу. Потом была борьба, кровь на снегу, челюсти, вцепившиеся в холку, яростное дыхание победителя и долгая боль в перекушенной лапе.

Всё лето облизываться на близких, но не доступных молодых оленей, истекать слюной неподалёку от хрюкающих кабанчиков, охраняемых смертельно опасной кабанихой, питаться объедками чужой охоты, рискуя быть застигнутым и растерзанным победителями, а потом, осенью, вернуться на вой стаи, и робко бежать за ней, спотыкаясь и скуля?

Жить так? Умереть? Идти к ним? Волк замотал тяжёлой головой, стряхивая со шкуры капли воды. В жёлтых глазах отразился костёр, дым над рекой, спина человека и тела ещё двух людей, дремлющих у огня. Уши перестали слышать, глаза ослепило пламя, чуткий когда нос был забит дымом, раны перестали болеть, желудок перестал урчать, требуя пищи.

Волк завыл. Немощные, скулящие звуки вырывались из сухой глотки, и были похожи больше на щенячье потявкивание.

Человек даже не обернулся. Волк сделал несколько шагов за границу света, послышался шорох сухого багульника, способный разбудить весь мир. Но человек по прежнему не двигался. Волк вышел к костру, лёг и положил голову на лапы, наблюдая, как человек поворачивается, смотрит на него, разводит руками, но ножа или камня нет в этих руках. Он что-то сердито говорит двум теням, поднявшимся справа, и длинное, невидимое острие с поспешностью бьёт волка прямо в сердце…

— Зачем ты его убил? Он пришёл к огню, это был знак нам, — сказал высокий человек, жилистый, резкий в движениях, без бороды и усов, стриженный по-ромейски, с круглыми глазами, целиком состоящими из зелёных зрачков.

Он опустил руки. Его горбатый нос начинался между бровями, высокий лоб был покрыт буграми и венами, уши прижиматы. Рот был маленьким, почти лишённым губ. Подбородок, наоборот, казался чрезмерно большим. Бросались в глаза чрезмерно длинные руки с узкими ладонями, широкие, но покатые плечи, мощные ноги. На поясе его висел меч германской работы, с рукоятью украшенной рубинами в золотом плетении. Такой меч, стоил целое состояние, не меньше двадцати коров.

Он произносил славянские слова голосом гортанным и гулким, пронизывающим до дрожи. Говорил он на германский лад, резко, проглатывая шипящие звуки.

— Решма, ты что, в пасть заглядывал! — глядя не него испуганно, сказал длиннобородый и голоногий человек в козьей накидке поверх льняной рубахи, — видел, Ждых?

— Зверь есть зверь, — пробормотал из-за его спины вятич Ждых.

Он ещё несколько раз всадил в зверя кинжал с хрустом и поднял забрызганное кровью лицо:

— Палек, а глаза были у волка человеческие, словно он оборотень из тех, кого бросают в лесу в голодный год, а волки их не съедают, а выкармливают.

— Не знаю, — ответил Палек, придерживая раненую руку, обёрнутую тряпкой.

Ждых и Палек склонились над волком, обсуждая пригодность шкуры для одежды, зубов для ожерелья, а мяса для еды.

Решма обошёл костёр и остановился у кучи хвороста, где лежал связанный человек с кляпом во рту, трусливо моргающий маленькими глазами.

— Не спится? — спросил Решма, пнул тело ногой, брезгливо вытащил кляп, — говорить будешь?

— Отпусти, всё скажу, — отозвалось тело на фризском наречии, — если хочешь, я даже приму христианство, только не убивай.