Вадим С.Г. - Акт первый - Тень

Мой век подходил к концу. Я уходил мирно и без особых сожалений. Нет, сожалеть у меня было о чем, я ещё столько всего не сделал, но моя жизнь клонится к своему логическому концу. Да и сколько уже можно, я и так можно сказать установил рекорд долгожительства, для моей-то профессии. Так что я спокойно и даже с улыбкой встречал старую свою подругу смерть, с ней мы прошли через всю жизнь, куда уж без неё.

Многочисленные внуки и дети, которые окружили мою кровать, держались стойко, хотя и видно, что они ели сдерживают слёзы. А вот этого не нужно, слезы я не любил, так что мои старались, но не у всех получалось. Вон добрая Анечка, она медик с большим стажем, почти в тридцать лет, и та не может удержать слёз. А тут Толик, один из моих старших, украдкой вытирает скупую мужскую слезу.

Да, за свои почти девять десятков лет, у меня было три сына и дочка. У всех были уже свои дети, а у кого-то даже внуки. Я был рад, одна из моих мечт сбылась, я смог создать большую, а главное дружную семью. Так что это мир я мог покинуть со спокойной душой. Ну почти со спокойной, все-таки за свою жизнь я многим отдавил пятки, да и как иначе, если я был на службе у государства. Но ничего, двое из сыновей, пошли по моим стопам, так что защищать семью теперь в их обязанностях, и я был уверен защищать они будут до последнего вдоха, как и я сам.

— Я иду к тебе милая, — мой старческий скрипучий голос разнесся по комнате, от чего поток слёз увеличился. Я чувствовал, что за мной пришла молодая дева с косой, я был её рад, столько лет ходили рука об руку, теперь я твой, только дай напоследок увидеться с любимой. И будто услышав меня, перед глазами встал образ так горячо любимой мной жены, она ушла раньше меня почти на десять лет, наконец-то мы с тобой увидимся.

— Извини, — вдруг раздался тихий, но промораживающий до костей голос девы с комой, — но тебе ещё рано на тот свет, ты нужен в другом месте.

— Что за, — начал было я удивленно, но по комнате пронёсся только слабый вздох облегченного на одну душу тела. Мой дух начал воспарять над телом, но далёко улететь не смог, как меня за запястье схватила тонкая, но крепкая, девичья рука.

— Пошли, — сказала она мне, — тебе пора…

Я ещё продолжал возмущаться, на великом и могучем русском языке, как почувствовал первые изменения. До этого я ничего не видел и не слышал, а только чувствовал льдисто горячую хватку на своём запястье. Сейчас же я почувствовал боль, не во всем теле, как можно было бы предположить, все-таки я ещё не выжил из ума и точно помнил, что мою душу уволокли. Так вот боль была конкретно локализована в нескольких местах.

Первый и главный очаг боли был где-то в районе спины, в нижней её части, там, где главный седалищный нерв. Но это было не все, ещё болело где-то в районе левого глаза, носа, правого локтя, того же запястья и в районе чуть ниже левого колена. Судя по самой боли, меня избили, после чего выпороли. И это меня, да меня отец порол лет в десять, а это почти семь десятков лет назад было.

Пока я размышлял на предмет боли, моё сознание начала понемногу, но что называется, проясняться. Таких состояний у меня тоже было достаточно, и как себя вести в таких случаях я тоже представлял. Но не успело моё сознание проясниться, а тактильные ощущения набрать глубину я понял, что нахожусь в чем-то очень вязком, возможно в грязи.

Именно в этот момент мои рассуждения прервало сразу несколько событий. Во-первых, моё сознание резко скакнуло и полностью расправилось в новом для меня теле, что могу сказать ощущения были мерзкими, но об этом чуть позже. Во-вторых, вместе с «пробуждением», назовём это так, я осознал, что лежу лицом в грязи, или чем-то похожем, а на мой затылок давит стопа. Вот это событие меня очень «опечалило», особенно солидарны со мной были лёгкие, которые уже начали гореть от недостатка воздуха.

Последним чувством, как не странно, проснулся слух, а вместе с ним пришло и некоторое осознание происходящего. Тот, кто вдавливал мою голову в грязь, делал это, совершенно не таясь и при этом что-то ещё шипел, но из-за общего стрессового состояния, я ничего не мог разобрать. Нет, я не мог разобрать что он говорит из-за того, что просто его не понимаю, так как говорил на незнакомом мне языке, а знал я их много, по крайней мере раньше.