Андрей Белянин - Кицунэ [litres]

Вот этого не надо, я поблагодарил, конечно, но предпочёл уйти к себе в подсобку. Сидеть со всеми, пить чай, вести умные разговоры о литературе в целом и Хлебникове в частности – это не моё. Я не ценитель творчества «будетлянина», а такое в музее не прощается. В этом плане им лучше без меня, как и мне без всех. Поэтому я немного удивился, когда через полчасика в подсобку шагнул невысокий, совершенно рыжий (!) мужчина с короткой стрижкой, в чёрном костюме, в маленьких очках, с плохо скрываемым косоглазием и широчайшей улыбкой.

– Зидаратуйте!

– Здравствуйте. – Я встал навстречу гостю.

Он поклонился. Я поклонился в ответ. Мужчина смотрел одним глазом на меня, другим в окно и улыбался. Я не знал, что делать дальше. Вежливое молчание затягивалось, но я не понимал ни английского, ни японского, а он явно запомнил по-русски только «камыши-времыши» и «лебедиво».

Положение спасла вовремя появившаяся Оля:

– Профессор Сакаи, мы вас потеряли. Это не то крыло. Пойдёмте, пойдёмте!

– Сипасиба. – Он ещё раз поклонился мне, неуклюже развернулся на выход, сбил мою сумку с табурета, улыбнулся ещё шире, поднял, поставил обратно, поклонился и позволил себя увести.

Смешной человек, хоть и профессор. Но вежливый и ненавязчивый, в последнее время такие люди становятся редкостью. Если в Японии все такие, то мне, наверное, туда. Но не пустят, конечно. Там и своих художников-иллюстраторов хватает, у них это целая индустрия.

Я прикрыл глаза, на минуточку вспоминая разноцветные гравюры того же Хокусая и даже близко не представляя себе, что произошло парой минут раньше, в какую удивительную историю втянул меня косоглазый японец, случайно заглянувший не в ту комнату. Впрочем, случайно ли?

…Когда все покинули здание, я привычно обошёл все помещения, проверил задвижки на окнах, вырубил везде свет, отключил камеры внутреннего наблюдения (экономия!), щёлкнул переключателем настенного пульта сигнализации. Вроде всё. Можно было вернуться к себе в подсобку, достать блокнот, гелиевые ручки и…

– Господи, торт пропал, что ли? – Я с подозрением покосился на оставленный для меня большой кусок шоколадного торта с кремом и дроблёными орешками. Подошёл, принюхался.

Нет, кажется, всё свежее, но сквозь манящий аромат шоколада всё равно неуловимо проскальзывали кисло-пряные нотки запаха псины! Откуда, с чего?! Собак вроде бы и в соседнем дворе не было, при музее тем более никакой домашней живности не допускалось. Даже случайно забежавшие тараканы у нас не задерживались, им тут есть нечего.

Я раскрыл форточку в надежде, что запах улетучится, заварил крепкий чай и полез в свою рабочую сумку. В лицо буквально ударило такой ароматической концентрацией, словно я взасос расцеловал какого-то мохнатого, да ещё и насквозь мокрого пса!

– Что же тут творится-то, джедай мне в печень?

Когда я раздражаюсь, то вместо привычного всем мата (а он бесит меня вдвойне!) использую ругательства в стиле сериала «Звёздные войны», чьим фанатом я был много лет. Сейчас мне кажется всё это неким проявлением инфантилизма, как отказом взрослеть, но эта странная привычка прошла со мной через годы.

– На первый взгляд здесь никто не сдох, – вслух бормотал я, перелопачивая содержимое сумки.

Блокнот для рисования, с хорошей бумагой и твёрдой картонной обложкой, набор цветных гелиевых ручек, они более пластичны в рисунке, чем фломастеры, два твёрдых карандаша, мягкая стиральная резинка, неновый смартфон – вот, собственно, и всё. Никакой мокрой собаки, ничего не…

– А это ещё что такое? – Я достал не замеченную ранее японскую открытку.

Цветная печать, глянец, изображение какой-то мультяшной девочки в эффектном морском костюмчике карнавального типа, с лисьим хвостом и ушками. Не помню, как правильно называется такой стиль рисования, то ли манга, то ли аниме, мне оно непринципиально.

С обратной стороны стояли незнакомые мне иероглифы, выведенные обычной синей авторучкой. Собственно, они все для меня незнакомые, не только эти, но не важно. Гораздо более интересно, как она сюда попала.

Я повертел открытку в руках, потом положил на стол и развернулся к маленькому шкафчику за своей чашкой.

– Коничива! – мелодично раздалось за моей спиной.

Обернувшись, я выронил чашку на пол, разбив её вдребезги. На стареньком кухонном столе, закинув ногу на ногу в чёрных чулках чуть выше колена и красных туфельках, в весьма фривольной позе сидела та самая девушка с открытки. Огромные глаза, один синий, другой зелёный, шикарные светлые волосы, острые лисьи ушки, крохотный капризный носик, осиная талия и высокая грудь под натянутым синим платьем. Да чтоб мне Чубаку наголо стричь маникюрными ножницами, это реально был самый охренительный бюст на свете!