Андрей Белянин - Кицунэ [litres]

Тем не менее походка её была танцующей, а хвост игриво покачивался, приподнимая подол моей рубашки выше, выше, ещё выше… В этот момент она скрылась за дверью ванной комнаты.

Я дважды хлопнул себя по щекам, сбрасывая лисье наваждение. Ну вот как она такое делает? Рисунок в блокноте исчез, значит, так можно получить абсолютно любые вещи. Интересно, а если вот так деньги нарисовать они тоже станут настоящими?

– Нет, – со вздохом раздалось из-за дверей, – деньги, золото и серебро – это совсем другая стихия. Мне она не по силам, надо отрастить хотя бы три хвоста, чтобы видеть клады под землёй. А я ещё очень маленькая кицунэ…

Понятно, тогда и спорить не о чем. Но мы же всё равно экономим кучу денег на вещах, а в долг всегда можно перехватить у отца. Мама, конечно, тоже не откажет, но с отцом меньше вопросов и проблем. Ладно, девушка ест, мягко говоря, немного, так что справимся. Непонятно было одно:

– Слушай, а зачем этот профессор вообще закрыл тебя в открытке?

Из ванной, осторожно ступая по холодному полу босыми пальчиками, вышла Мияко. Затянутое поясом кимоно изумительно сидело на ней, красивыми складками подчёркивая фигуру. Волосы она собрала в хвост, открывая нежную шею, кожа девушки была белой, с лёгким розово-золотистым оттенком.

– Есть вещи, которые лучше не знать, гайдзин.

– Слушай, я читал Акунина и знаю, что «гайдзин» – это чужак. Но мы вроде друзья, нет?

– Нет, конечно! – искренне удивилась она. – Ты мой господин, я твой подарок, ты человек, я оборотень, разве в этом есть хоть что-то похожее на дружбу?

«Спать будешь на коврике, сейчас нарисую», – подумал я. Ушастая кицунэ согласно кивнула.

В общем, до вечера мы совместными усилиями вытащили из блокнота большой персидский ковёр с высоким ворсом, две пары осенней обуви, тонкую кожаную куртку в пояс, отороченную белым мехом, короткие джинсовые шорты, три лифчика, двадцать четыре пары носков, тёплые колготки, шесть трусиков, разной формы, плотности и конфигурации (тьфу, прости меня господи!), две вязаные шапочки (одна скрыть уши, вторая сразу с «ушками»), один свитер, одну водолазку, две блузки и пижаму. К одиннадцати ночи у меня уже практически слипались глаза и карандаш падал из пальцев.

Зато моя гостья, кружась по комнате, буквально визжала от счастья, веером разбрасывая вещи по всей квартире! Кроме того, она ещё и пела чудесным кукольным голоском:

Мелодию я воспроизвести не смогу, у меня музыкального слуха нет, но текст песенки вроде бы был такой. Вполне себе лиричной и оптимистичной, к тому же красиво исполненной с танцами, хлопаньем ресницами и низким поклоном в конце. В общем, после ещё пары чашек чая усталость стала проходить, я всё простил, а умотанные бесенята, спотыкаясь, аккуратно разложили вещи везде, куда хоть как-то могли приткнуть.

В однокомнатной квартире-мастерской не так уж много места, но ребятки старались. Кицунэ одним щелчком пальцев отпустила их отдыхать. Уверен, что завтра с утра пораньше они просто переедут от нас на другую хату, где можно будет безопасно вредить людям, а не впахивать, словно африканские рабы на кубинских плантациях сахарного тростника. Лично я бы сбежал.

Спать легли довольно поздно. Телевизора у меня дома нет, он отвлекает от работы, а в ноутбук Мияко-сан лезть не захотела. Нет, она как раз была гораздо более меня продвинута в плане обращения с интернетом. Просто почему-то не захотела, словно по каким-то непонятным причинам боялась «засветиться» в Сети. Настаивать или допрашивать я не собирался.

В конце концов лиса сама обещала рассказывать о себе каждый день понемногу. А сейчас нам надо просто привыкнуть друг к другу. Особенно мне…

– Может, возьмёшь хотя бы одеяло?

– Ха! Мы, лисы, зимой спим на снегу или в неотапливаемых норах. Так что у тебя даже жарко. Спокойной ночи, Альёша-сан!

Я пожал плечами и лёг на своём диване, не разбирая его, а моя гостья в новенькой пижамке и носочках уютно свернулась калачиком на тёплом ковре, укрывшись собственным хвостом. То есть если я правильно понял, то она вполне могла бы спать и в открытке, словно восточный джинн в лампе.