Валерий Гуминский - Найденыш 4. Восхождение [АТ]

Нет, это все-таки не настоящие звезды! Всего лишь блики на сетчатке глаз, сохранившей последнюю яркую вспышку боя. И сейчас хоровод искр постепенно гаснет.

— Да где я? — сухие губы разлиплись, разнося боль от треснувшей кожи. — Дайте пить!

Он не надеялся, что кто-то исполнит его просьбу, полагая, что находится до сих пор на пустыре, брошенный своими друзьями. И удивительно, что холодная влага полилась ему в рот. Чей-то далекий голос, незнакомый и грубый, прорывался сквозь вату. Почему же ничего не видно?

Спать не хотелось. Никита не устал, чтобы вот так валяться и не ощущать окружающий мир. Стоит попытаться поднять веки, несмотря на тяжесть. Что-то противодействовало его действиям. Оно извне, и Никита чувствует присутствие той силы, которая смяла все преграды и защитные поля. Держит своими цепкими лапами и не отпускает.

Внезапно темнота отступает, и он, наконец-то, что-то видит сквозь небольшую щель: будто в плотном покрывале сделали ножом узкий прорез, через который просматривается внешняя обстановка. Какие-то тени, блики на стенах, беспечное чириканье воробьев. Птицы? Уже день? А он до сих пор лежит на чертовом пустыре! Хотя… Какой пустырь, если явственно просматриваются беленые стены комнаты!

— С вами все порядке, мастер? — услышал Никита голос с забавным акцентом. Но хотя бы по-русски говорит. Кстати, что там о мастере? Почему, за какие услуги?

Словно отдернули шторы — в глаза хлынул свет, принеся боль в глазных яблоках. Никита зажмурился, ожидая, когда перестанут мельтешить бледно-оранжевые пятна, заменившие звездные искры. Он почувствовал, как потекли слезы.

— Где я? — голос обрел твердость. В конце концов, он же не ранен, а просто лежит спеленатый невидимой силой. Кокон, в котором обретается Никита, до сих пор сжимает его аурное поле.

Китаец? Похоже, что именно так. По лицу не понять, сколько ему лет. Может, и двадцать, а может — все сорок. На нем халат темно-коричневого цвета с рукавами до запястий. Сухощавый, низкорослый азиат с гладко выбритой головой, на которой четко просматривается черно-красная татуировка в виде замысловатого дракона-змея, обвившего половину черепа и захлестывающего хвостом затылок, внимательно смотрит, как ведет себя Никита, как двигаются его руки, как он реагирует на обстановку. Пальцы азиата крепко сжимают фарфоровую чашку. Резким отработанным движением незнакомец обхватил левой рукой затылок Никиты, а правой поднес посудину к губам.

— Пить, — коротко сказал он.

Теплая противная горечь залила пищевод. Сначала Никита хотел выплюнуть гадость, но пересилил себя и стал глотать, пока не выхлебал полностью. Жажда всегда побеждает. Да и не травить же собираются. Хотели бы убить — давно бы грохнули. А вместо этого притащили в какой-то дом, уложили в постель, приставили сидельца… Или охранника. Хм…

— Что ты мне даешь? — Никита чувствовал, как организм выходит из оцепенения. И голос стал звучать тверже. Рот, правда, связало так, словно он съел целую пригоршню черемухи.

— Хорошо, — невпопад ответил охранник. — Это пить. Сила вернуться. Дядюшка Минш приказал смотреть тебя.

Что за дядюшка такой добрый? Откуда он вообще появился в жизни Никиты?

— Кто он? Твой родственник? — надо попытаться разговорить странного китайца. Может, он знает, где Савчук с ребятами и Шут с Мотором. Успели уйти или нет? А самое главное — Хазарин. Если волхв и на этот раз ускользнул от возмездия — совсем кисло.

— Большой брат, — охранник с татуировкой на голове поставил чашку на прикроватную тумбочку. — Тут еще осталось. Если хотеть пить…

Нет уж, спасибо. Еще раз такую гадость вливать в себя не хочется. Никита попросил обыкновенной холодной воды, но китаец покачал головой и сказал, что сейчас нужно пить только лекарство. Кто принимал такое решение, чем руководствовался? Лекарство — надо же… Никакой логики. Ведь Никита ощущал себя все лучше и лучше. Нигде не болело, не беспокоило. Кроме одной детали, серьезно его беспокоившей.

Как только охранник покинул комнату, Никита огляделся. Ничем особенным его пристанище не выделялось. Узкий пенал из четырех стен, кровать с тумбочкой, стулом, маленькая керамическая раковина с блестящим краном за скромным ограждением из матового пластика, и небольшое окно, которое (вот удивительно) не было закрыто с учетом возможного побега то ли пленника, то ли больного. Кем Никиту считали — вот еще загадка.

Дешевая занавеска едва колышется от теплого ветерка, внося в комнату запахи цветущих растений. Где-то раздаются невнятные голоса. На стенах ни единой подсказки в виде фотографий, картинок, рисунков. Даже зеркала нет. Дверь одна. В какую больничную палату его умудрились запихать? Единственная привязка к ситуации — имя человека, имеющего, по всей вероятности, большое влияние на остальных. Дядюшка Минш… Надо бы с ним поговорить.