Владимир Тимофеев - Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент

Самсон окинул меня оценивающим взглядом. Хмыкнул.

— Дурак ты, паря! Как есть, дурак.

— Это ещё почему?

— Во-первых, потому что рассказываешь. Ладно, я тут один, а был бы кто-то ещё, то на умишко бы намотал, а после слушок пустил, что этот, мол, и впрямь стукачок, сам раскололся. И тогда — всё, на зоне тебе не жизнь, а сплошные убытки. Хотя… Шатун и Чуря наверняка уже всем насвистели, так что — поздняк метаться, слухи о твоей масти уже пошли. Я так думаю.

— Понятно. А что во-вторых?

— А во-вторых, следак тебя тупо подставил, а ты повёлся. Получилось, как говорится, кнутом и пряником. Сперва ласково побазарил с тобой, срок дал, чтобы типа подумать, и сразу же прессанул чужими руками. Он что же, не знал что ли, какие порядки? Знал, сука, поэтому и дал тебе пару дней, чтобы по своей воле, быстрее собственного визга к нему потом прибежал, только бы в общую камеру не запихнули и не в кандей. К бабке не ходи, завтра к утру сюда нам ещё подселят каких-нибудь… ушибленных на всю голову. И если ты с мусорами не законтачишь, не сдашь кого надо, прессовать тебя будут жёстко. Вот так вот, паря. А ты говоришь, за что, почему… Не верь прокурорским, но и не бойся. И, главное, ничего у них не проси. Всё равно вывернут всё наизнанку, даже и не заметишь, как под шконкой окажешься.

— Так что же мне делать?

— Что, что… Откуда я знаю? И вообще, советы давать — это не по понятиям… Хотя…

— Что хотя?

— Да есть один вариант. Стрёмный, конечно, но лучше уж так. Короче, если твои кореша не суки и что-то там где-то могут, им можно маляву послать, что, мол, гнобят тебя тут не по-детски и надо этот вопрос как-нибудь порешать.

— Малява — это записка на волю?

— Точно так.

— И как я её передам?

— А это уже не твоя проблема. Тебе только на бумажке черкнуть, а кому передать найдутся.

— А сколько платить за это?

— Хороший вопрос. Правильный. Соображаешь, — одобрил Самсон. — Платить твои кореша будут. Ну и ты… как-нибудь после… тоже должок вернёшь. Тоже кому-то поможешь. Ты — мне, я — тебе. На том и стоим.

Я сделал вид, что задумался.

— Нет. С малявой я пока обожду. Со своими можно и по-другому связаться. Только и надо что в одно место попасть, пусть даже с конвоем, а там уж… что надо и кому надо, увидят.

— Ну, с этим вообще без проблем. Заяви, что хочешь признаться ещё в одном эпизоде, и скажи, что всё покажешь на месте.

— А разве так можно?

— Ещё как можно. Следственный эксперимент называется…

Всё вышло, как и предупреждал сокамерник. В ночь с воскресенья на понедельник к нам подселили ещё двоих — звероватого вида амбала и жилистого мужика с наколками по всему телу. Статья у обоих — грабёж. Если такие начнут прессовать, хрен отобьюсь. Шатун и Чуря, в сравнении с ними, сущие дети. До самого утра глаз не сомкнул, всё ждал, когда за дело возьмутся. Однако нет — обошлось. Видимо, команда не поступила. Хотят посмотреть, как поведу себя на допросе…

В допросную меня повели в половине девятого, минут через двадцать после Самсона. И это нормально. Любой подсадной обязан доложить опера́м о том, что узнал от клиента, раньше, чем сам клиент расскажет об этом адвокату и следователю или сделает, что собирался. А иначе какой смысл подсадки? Информация — это такой товар, который приходит в негодность быстрее любого другого. Главный вопрос — как ею распорядиться? Промедлишь — сведения станут неактуальными, поторопишься — раскроешь агента и, возможно, упустишь более крупную рыбу.

Давать противнику фору я не хотел. Бежать перед паровозом — тоже. Поэтому, только войдя в допросную, сразу потребовал переговорить с глазу на глаз с адвокатом. Следователь не возражал.

Когда мы остались одни, я без долгих раздумий заявил, что со дня на день меня должны обвинить ещё в одном убийстве, поэтому, чтобы заранее пресечь любые поползновения, хочу рассказать, что там было на самом деле. Причем, не только рассказать, но и показать на месте. Последнее — условие обязательное, потому что я мог подзабыть кое-какие детали того эпизода, а путаться по пустякам означало остаться под подозрением.

О случае на улице Усиевича мы говорили около получаса. Даже удивительно, как быстро господин адвокат купился на мою провокацию. А я ещё думал, соображал, как бы не переиграть. В реальности всё оказалось гораздо проще. Меня отправили ждать в отстойник, а адвокат побежал выяснять у следователя и оперо́в, как моё заявление стыкуется с тем, что «сказала наседка» и как действовать дальше. Понятно, что мне это всё он преподнёс по-другому, сказав: «Ты, Андрей, пока подожди, ни с кем не общайся, а я попытаюсь пробить по своим каналам, что они там начудили. А защиту мы после обдумаем…»