Граниил Орлов - Фонтан [litres]

Громм посмотрел на Колосова, выросшего перед ними словно из-под земли, в овечьем тулупе.

– Здесь очень мощный поток, мастер, – произнёс быстро Рощин, шагнув навстречу к Колосову, обнялся с ним и что-то сказал тому про бороду. Затем повернувшись, хлопая своего друга по плечу и смотря своими лисьими глазами на писателя, торжественно объявил:

– Это Ярослав Колосов, тот самый, про которого я вам рассказывал. Вот и наступил этот величайший момент, когда мне удалось свести вас вместе.

– Очень много про вас слышал и с удовольствием перечитываю ваши произведения в своей библиотеке. Благодарю за то, что уважили и приехали.

Колосов протянул руку и, немного выпятив грудь, заговорил с заметным волнением. Было видно, что он давно уже представлял себе эту встречу.

Громм уважительно пожал ему руку и, спокойно улыбнувшись, ответил:

– Взаимно, друг мой…

Они спустились по винтовой лестнице, и в следующее мгновение взору писателя предстали несколько древнейших икон, расставленных на деревянных полках у каменных стен.

Внимательно осмотрев каждую из них, он заострил внимание на иконе Казанской божьей матери.

– Этой больше пятисот лет, по качеству выполненной работы она имеет что-то общее с иконами, написанными Рублёвым. Может, он и автор.

Рощин говорил эти слова и в подтверждение спросил у Колосова:

– Так ведь?

Тот кивнул, подошёл к двери и открыл её – яркий свет вырвался в каменный коридор и растворился в нём.

– Верно, – сказал он.

Зайдя внутрь освещённой комнаты, он пригласил гостей следовать за ним.

Рощин продолжал разговор.

– Кстати, Ярик, мне удалось найти девушку, которая прекрасно исполнит роль в твоём спектакле. Она на днях позвонит тебе.

Покачиваясь, словно гусак, он добрался до кресла и улёгся в него, добавив:

– Её зовут Каминская Елена, журналистка, которая на днях брала у тебя интервью.

Ставя на разогрев электрический чайник и указав Громму усаживаться во второе кресло, не смотря на Рощина, Колосов спросил:

– Интересно будет узнать о том, как вы познакомились. Она у тебя тоже брала интервью?

Рощин расхохотался, вальяжно закинув ногу, достал из внутреннего кармана куртки длинную сигару, закурил и пустил пару колец дыма. Затем ответил:

– Встретились мы с ней недалеко отсюда. Дело в том, что я должен был попасть к тебе раньше сегодняшнего дня.

Откусив небольшой кусок папиросной бумаги, выплюнув его себе в кулак, он продолжил:

– Спас её. Тем вечером, когда она выбежала отсюда, на неё напали трое каких-то людоедов. У одного даже ствол был с собой.

Колосов изумлённо поднял брови, затем подошёл к камину и стал его разжигать. По-прежнему не глядя на Рощина, вдруг спросил:

– Думаешь, от Рудака?

Рощин ехидно заулыбался и задёргал ногой.

– А то… Кому же ещё это может понадобиться, как не ему…

В камине загорелся огонь, Колосов задумчиво посмотрел на пламя.

Громм в этот момент заварил чай.

Рощин резко поднялся с кресла и сверкающими от пламени глазами прошипел Колосову:

– Не дрейфь, Ярик… Всё у нас идёт по плану. Через две недели на новогодней вечеринке выведем Рудака твоего на «чистую воду», с ним и Исаковского заставим сознаться в убийстве Марины.

Колосов будто не дослушал последних слов.

Он неожиданно подорвался от камина и подбежал к Громму, увидев как тот сам разливает чай.

– Уважаемый мой писатель, что же вы это… Пристыдили, ай-ай… Позвольте, ну что же вы?!

И занервничав, покраснев и заёрзав у стола, в непривычной для себя роли, он стал быстрыми движениями доставать банки с мёдом, малиновым вареньем и плетёную корзинку с пряниками и печеньем. У него дрожали руки, так что одна из стеклянных банок выскользнула и с недовольным бренчанием разбилась о пол.

Колосов громко закричал и принялся под крики встающего с кресла Рощина собирать осколки руками.

Сильно зарыдав, он закрыл кровавыми от порезов руками лицо. Неожиданно, он стал жалким и беззащитным, дрожа, как забитое животное.

– Ярик!

Рощин кричал и обнимал своего друга детства.

– Прости меня, я забыл…

Оправдывался он глухим голосом.

Громм стоял рядом, впервые за всё время его лицо приняло суровый вид и как будто постарело.

– Когда Создатель сотворил человечество, он заплакал… – только и произнёс этот загадочный человек, подойдя к Колосову и Рощину и крепко обнимая обоих.

Прошло две недели.

Ранним утром, едва лучи зимнего солнца яркими рысями блеснули в достраиваемой части дома на холме, в мастерскую громко постучали.