Семён Афанасьев: Алекс и Алекс 3

Рядом с Камилой, с секундной задержкой, точно в том же положении оказывается и Жойс.

– Так, у тебя кровоизлияния в глазах. – Сообщает мне Карвальо то, что я знаю и без неё.

– Жив? – Спрашивает следом Жойс.

– Живее всех живых , – салютую в направлении последней. – Ещё меня ублажать сегодня будешь! Хорошо, что этого языка никто не понимает, хе-хе.

– Я бы не был столь категоричен, – раздаётся сверху голос Бака, правда, на Всеобщем. – Вы там вообще как?

Лёжа, вытягиваюсь, копируя стойку «смирно» под нажимом Алекса (которого отчего-то на ровном месте обуяла страсть к армейскому этикету). Из-за напора соседа по внутренней связи, озвучиваю ответ в том же стиле:

– Господин подполковник! Соискатель Алекс учебно-тренировочное упражнение окончил! Доложить результаты в полном объёме не имею технической возможности, ввиду полной потери зрения при выполнении упражнения! Оставшийся физиологический ресурс организма – около двадцати семи процентов! Доклад окончил.

– Доклад принял, – тоном профессора-интеллигента отвечает куратор. – И упражнение не совсем тренировочное. Но я чуть иное имел ввиду… Ладно… капитан Карвальо, как он?

– Навскидку – как под трактор попал, – хмуро отвечает Камила. – Внутри большой микроволновки.

Алекс в этот момент транслирует мне её картинку со шприцем в руках, делающую уколы в каждый мой глаз по очереди, по три штуки.

– Сейчас должно зрение появится, – продолжает Карвальо. – Минуты три-пять.

– Нано-смесь? – утоняет Бак.

– Так точно…

– Бл#дь, хоть бы не аллергия! – Алекс неожиданно всполошился после этих слов. – Хорошо, что озвучили! Так, я на письменном канале. Извини, нужен ресурс. Проконтролировать, что там происходит…

Что-то он вообще пошёл вразнос. Матерится, как бездомный из трущоб.

Ещё какое-то время вообще ничего не происходит, если не считать полуофициального разговора Анны и представителей Билли. Они спорят о каких-то форматах и прецедентах, при этом Хаас в порыве чувств мало что не брызжет слюной (микроскопические капельки долетают и до меня – Алекс в подписи пояснил).

А ещё через несколько секунд картинка перед моими глазами, появившись внезапно и будучи поначалу сиренево-лиловой, буквально в течение следующей минуты приобретает привычные очертания и цвета.

– Ура. Я теперь вас вижу, – улыбаюсь Камиле и Жойс.

Бак стоит чуть в стороне и о чём-то общается через комм, не активируя голограммы собеседника.

– Каким образом неодарённый мог настолько критично победить выпускника? – какой-то старикашка, родственник Билли, наседает на Анну (точнее, пытается). – Мы инициируем разбирательство!

– Ваше право. – Спокойно и где-то издевательски заботливо отвечает Хаас. – Но тела я вам всё равно не отдам.

– Это удар ниже пояса. – Низким грудным голосом говорит полноватая женщина.

– Тётка по линии матери, скорее всего, – комментирует Алекс, вернувшийся с присмотра за препаратом в моих глазах.

– Неужели вы будете настолько… – она не говорит чего-то вслух, – что не дадите даже похоронить?..

– К чему эти нажимы на жалость? – на лице Анны впервые проступают какие-то эмоции вроде удивления. – У нас с вами было соглашение. В рамках этого соглашения, все активы проигравшей стороны переходят победителю. У вас вызывает сомнение, кто победитель? Или тело одарённого – не актив?

– Надо ещё разобраться, что там за соглашение! – выкрикивает какой-то молодой и, кажется, явно неумный паренёк моих лет, похожий лицом на Билли.

– Моя фамилия Хаас, мальчик. – Ответная улыбка Анны похожа на змеиную. – И это соглашение составлялось между мной и вашим законным уполномоченным представителем по вопросу дуэли. Ты хочешь меня поучить составлению соглашений?

На самом деле, она вряд ли старше пацана, но звучит красиво.

Хлопаю в ладоши из положения «лёжа».

– Не шевелись! – моментально вскидывается Карвальо.

Жойс, от которой здорово пахнет алкоголем, одной рукой мощно впечатывает меня в песок, нажимая на грудь, а указательный палец второй руки прикладывает к губам. Слабо улыбаясь.

– Кажется, кто-то уже наклюкался за три минуты, – меняю шёпотом язык, чтоб никто нас не понимал.

– И ничего не за три, – обижается она. – Я полчаса назад на трибунах начала!

Анна почему-то нервничает всё больше, а старик что-то бормочет себе под нос. Затем он поднимает голову и громко говорит, не обращаясь ни к кому: