Павел Корнев - Ревенант

Проскользнувший в кабинет слуга выставил на стол откупоренную бутылку вина и вопросительно взглянул на меня, а после утвердительного кивка наполнил хрустальный бокал рубиновой жидкостью и безмолвно ретировался. Граф Хирфельд закрыл за ним дверь и со стаканом бренди занял одно из кресел у камина. Я устроился напротив и спросил:

— Как думаете, магистр, сейчас подходящее время для обсуждения перспектив моего отбытия в империю?

Собеседник скривился, будто от больного зуба.

— Вы настоящая головная боль, вон Черен, — пожаловался он. — Даже не представляете, в сколь неудобное положение меня поставило ваше прибытие…

Я невесело рассмеялся.

— Вы это говорите мне, магистр? Человеку, которого сделали козлом отпущения в убийстве кузена великого герцога Сваами?

— Вы и в самом деле его не убивали?

— Не убивал, но это ничего не меняет. В Ольсе меня ждет плаха.

— Вы не в Ольсе, — напомнил граф, отпив бренди.

И вновь я лишь фыркнул в ответ.

— Будто не понимаете, что и в Ренмеле меня не ждет ровным счетом ничего хорошего! Если в Сваами начнутся гонения на Вселенскую комиссию, с меня канцлер живьем шкуру сдерет!

— Бросьте, магистр! — вяло отмахнулся граф Хирфельд. — На роль козла отпущения могли выбрать кого угодно, вашей вины в том нет! Это же очевидно!

Я покачал головой.

— В Ренмеле меня никто и слушать не станет.

— В Ренмель вам еще надо попасть! — резко бросил магистр-управляющий. — Да, мне приказано обеспечить беспрепятственный проезд, но не все зависит исключительно от меня!

— Полагаете, нас могут… — я запнулся, припоминая соответствующий юридический термин, — экстрадировать в Сваами?

Граф Хирфельд порывисто вскочил из кресла и всплеснул руками.

— Не знаю, магистр! Просто не знаю! Отношения между нашими странами далеки от добрососедских, пограничные стычки давно стали обыденностью. Но решение о вашей судьбе будет приниматься в королевском дворце, и большой вопрос, кто возьмет верх: партия мира или партия войны!

Я кивнул и поинтересовался:

— Что-то можно предпринять?

— Все возможные действия с моей стороны уже предприняты, — объявил хозяин особняка, перехватил изучающий взгляд и выпятил нижнюю челюсть. — Да, магистр! Это именно так, ибо ваша выдача станет настоящей катастрофой и ляжет несмываемым пятном на репутацию Вселенской комиссии. Посудите сами — ну кто захочет вести со мной дела, если я не сумел отстоять своего коллегу?!

В голосе графа прозвучало нескрываемое раздражение, он отошел к окну и посмотрел в сад, безуспешно пытаясь взять себя в руки.

— Я бы поставил десять против одного, что экстрадиции не будет, — глухо произнес магистр-управляющий некоторое время спустя, — но вы сами осложнили свое положение до чрезвычайности!

— Каким образом, позвольте узнать? — полюбопытствовал я.

— Стычкой с герхардианцами! — напомнил хозяин дома. — Формальным поводом для разбирательства стало убийство добрых братьев!

— Мы неподсудны церковным властям! — отрезал я. — Герхардианцы не имели права…

— Да бросьте, магистр! — перебил меня собеседник. — Разумеется, они зарвались, но стоило ли отстаивать свои права столь… яростно? Вас бы в любом случае доставили для разбирательства в Ленинцген, только при этом на руках не было бы лишней крови!

Я выслушал эту сентенцию с непроницаемым выражением лица, хоть показную невозмутимость и удалось сохранить с превеликим трудом, затем спросил:

— Насколько велико влияние ордена Герхарда-чудотворца при дворе?

Граф Хирфельд неопределенно пожал плечами и, ничего на ответив на мой вопрос, в свою очередь спросил:

— По какой причине герхардианцы ополчились на вас, магистр?

Мне и в голову не пришло ответить правду, я отпил вина и развел руками.

— Понятия не имею.

— Улики должны быть весьма серьезны, раз добрые братья решились провести задержание. Если их предоставят королевскому прокурору, тому придется созвать большой трибунал…

— Улики? — Я позволил себе презрительную усмешку. — Нисколько не сомневаюсь, что мой арест требовался черно-красным для усиления своих позиций в Сваами. Или полагаете, монахи не могут быть охотниками за головами?

— Хорошо, если так, — вздохнул граф Хирфельд, но было видно, что мои слова окончательно его не убедили.

Впрочем, эту тему он счел закрытой и больше ее касаться не стал. Дальше мы обсудили какие-то насущные вопросы, а напоследок магистр-управляющий настоятельно рекомендовал не покидать после наступления темноты особняка, поскольку на ночь в сад выпускали собак.