Игорь Николаев - Крип

Удары снаружи доносились все чаще, со сводчатого потолка уже сыпалась не пыль, а крошка.

- Он сказал «поехали», - выдавила через силу Ольга и крепко ухватилась за высокий воротник на плаще.

Крип что-то пробурчал, но сквозь стиснутые зубы и ремень прорвалось лишь невнятное «бу-бу-бу».

Ольга хотело было сказать еще что-нибудь вроде «будет больно», но поняла, что лишь оттягивает время, которого и так почти не осталось. Она молча потянула, стараясь, чтобы получилось ровно, аккуратно. Естественно, хорошо не получилось, вышел грубый рывок, Крип глухо и страшно завыл, вращая глазами, руки его задергались в неконтролируемых судорогах. Ольга тянула дальше, не в силах даже материться, мечтая, чтобы все это как-нибудь закончилось.

Глава 2

Дальнейшее происходило как в тумане. Сознание поплыло, Ольга словно раздвоилась. Одна ее часть двигала непослушным, ватным телом, тащила Крипа сквозь открывшийся потайной ход, продиралась меж горячих труб и старых кабелей в кольчатой оплетке. Другая ушла куда-то вглубь, где не было ничего кроме отчаянного желания наконец-то закончить этот безумный кошмар, бредовый сон. Там, на дне сознания, девчонка представляла себе, что всего этого вокруг просто нет. Ничего нет - ни тяжелого, поминутно теряющего сознание плащеносца, ни тоннеля, похожего на вентиляционный канал из какого-то хоррора восьмидесятых годов.

Ничего нет.

Совсем ничего.

И длилось это хрен знает сколько времени. Дольше чем бесконечность, наверное. Ну, или самую малость короче.

Безумно хотелось пить. Примерно так же она чувствовала себя однажды, год с лишним назад, когда с вечера накатили в хорошей компании, а утром пришлось идти подменять некстати приболевшую напарницу, причем без опции увильнуть под благовидным предлогом. Это неприятное чувство, когда надо куда-то идти, что-то делать, причем надо еще старательно изображать живого, здорового человека, в то время как больше всего хочется лечь и заснуть прямо под гидравлическим креслом, среди невыметенных патл. Сейчас ничего изображать не требовалось, можно было корчить любые рожи, материться со всей дури, но и чувствовала она себя намного - просто непередаваемо - хуже. От усталости мутило до кислой желчи во рту, а от жажды дико болела голова, и ноги заплетались. Красный свет редких служебных ламп резал глаза и, казалось, отдавался пульсацией раскаленными иголками где-то в темени.

Крип в очередной раз вырубился, оскалившись, как вампир, и закатив глаза под полуприкрытыми веками. Немудрено, с такими то травмами и такой, прости господи, транспортировкой. Ольга плохо помнила, как она тащила за воротник тяжелого парня, повинуясь его обрывочным указаниям. Кажется, они пролезли через какой-то лаз в коммуникационный тоннель или что-то подобное. Затем еще несколько раз ломились через люки, точнее она пролезала, а затем, в голос матерясь, протаскивала рычащего от боли Крипа, которому даже изжеванный, прокушенный насквозь ремень уже не помогал. Кто бы ей сказал, что в руках окажется столько силы, даже с поправкой на помощь самого увечного, который отталкивался ногой как мог. Некстати вспомнился папаня с его коронным «Да на тебе, падлюка такая, пахать надо!».

Смотреть на мучения бедолаги не было никаких сил, и девушка ежеминутно хотела его бросить – чтобы не видеть больше это лицо, на котором отражалась бесконечная, запредельная боль. Но каждый раз что-то останавливало. Может, память о матери, которая так же страдала перед смертью в затянувшейся раковой агонии, брошенная всеми кроме дочки. А может, толика невольного уважения к человеку, который на голой воле превозмогал, кажется, саму смерть. Более того, когда парень был в сознании, а Ольгу снова пробивало на истерическое рыдание, он даже пытался ее утешать. Во всяком случае, так девушке казалось, поскольку она по-прежнему ни слова не понимала, ориентируясь лишь на интонацию.

Тяжелее всего было закрывать за собой люки, небольшие, но очень толстые, с клепками и штурвалами. Крип настаивал, чтобы все они запирались, жестикулируя как умалишенный, насколько позволяли раны, и Ольга с этим вполне согласилась, понимая, что они каким-то чудом разминулись с неведомой силой, разносившей снаружи кровавый склеп. И сила эта вполне способна проследовать за беглецами. Но от согласия ржавые, прикипевшие друг к другу шестерни лучше крутиться никак не желали. Судя по состоянию тоннелей и толстому слою пыли, парикмахерша и гламурный садист в плаще были здесь первыми гостями за долгие месяцы, если не годы. Но по сравнению с уже произошедшим экстримом липкая, мохнатая пыль, похожая на свалявшуюся до войлока паутину, казалась милым, незначительным довеском.