Олег Богай: Ад

Мир так и продолжал играть красками, но они как будто аккомпанировали обстановке, нагнетая ее.

Я сделал еще шаг. На этот раз изменился не только окружающий меня мир, но и я сам уменьшился до своих первоначальных размеров, тех самых, с которыми оказался в этом мире: маленький камушек, больше похожий на горку переработанной руды.

Ваши характеристики обнулены!

— Так! Кирилл, возьми себя в руки! Нужно выбраться хотя бы отсюда, а дальше уже будет видно. Ну же! Где твое мышление! Ты же, прежде всего, человек и человек весьма умный! — кричал я прорезавшимся голосом на самого себя. Это выглядит довольно комично, я уверен.

«В чем может заключаться испытание, в мире, где нет ничего стабильного? Вернее, есть здесь кое-что стабильное: ничего не имеет порядка и все без конца меняется. А-а-а-а! Сложна! Памагити!.. Так. Стоп. Здесь просто обязана прослеживаться логика, даже если у каждого испытание свое. Первобоги, я просто уверен, не были глупыми. Если ад изначально задумывался как исправительная колония божественного класса, то испытания в нем должны были играть роль некого теста на то, очистился ли разумный от греха и если да, то пропускать его дальше. Вроде, пока все логично. Нужно создать порядок. Да. Но какой? Как вообще можно создать порядок или что-то более или менее стабильное, где меняется абсолютно все: от количества солнц на небосводе, до состава воздуха? Очевидно, выход должен быть. Просто я его пока не вижу. Но он точно есть».

Я вздохнул.

Существа, окружающие меня хаотично перемещались по не менее хаотичному миру. Их не смущало то, что каждый из них иногда увеличивался в миллионы раз или — наоборот — уменьшался до размера насекомого, менял цвет, форму, приобретал крылья или вовсе исчезал, чтобы затем появиться в другом месте.

Кажется, они видели в этом смысл. Как жаль, что он скрыт железной завесой от меня.

Или нет?..

— Я разгадал загадку! — я воскликнул и начал формулировать прекрасный, философский ответ. — Испытание в том, чтобы понять, что нестерпимый хаос есть единственный возможный порядок в мире, и если мы научимся использовать хаос, происходящий себе во благо, то мы… — я запнулся, — обретем невиданную доселе мощь.

Несколько секунд ничего не происходило…

А потом… В общем, тоже ничего не произошло. Но попытаться, согласитесь, стоило. Все-таки, вдруг в этом и был смысл, но он то ли куда проще, то ли, наоборот, сложнее, и я его не вижу.

— Может, попытаться создать что-нибудь… порядочное?.. — рассуждал я вслух, спустя несколько минут раздумий.

Нет, эта мысль была чуть ли не одной из первых, что мне пришла в голову, но, если быть откровенным, то я почел ее чушью.

Потому что невозможно создать что-то неизменяющееся в мире, где даже время иногда течет по-разному, где…

Стоп. Если нельзя что-то создать, то всегда можно, по крайней мере, пытаться создать порядок. Так как создать его невозможно, то это действие будет происходить бесконечно. А разве не то, что строго определено, является порядком? Остается вопрос: что именно пытаться сделать. Это должно быть что-то простое, чтобы я мог это делать вне зависимости от времени, своих размеров, освещенности и прочих факторов, но, вместе с тем, что-то очевидно порядочное.

Я погрузился в думу.

«Интересно, а мысль о порядке в хаотичном мире является признаком порядка? Можно ли думать о ней, как о спасении? Ведь, по сути своей, именно мысль является беспрерывной. Ведь именно идея является прообразом всех вещей! Стоит только вспомнить философию Платона… Куда-то меня не туда понесло. Мягко говоря, не уверен, что боги, по сути зародившие мир, были согласны, с древнегреческим философом. Значит, нужно мыслить в другом русле».

Я начал рыть яму. Я греб прямо мягкими, размокшими, как бы резиновыми руками. Получалось плохо. Рытье давалось тяжело: руки совершенно отказывались слушаться моих команд, но через десять, двадцать секунд получилась небольшая ямка: благо, земля была рыхлая.

Я не останавливался и продолжал расширять и углублять свою ямку. Пошел дождь. Я не обратил на это внимание, уделяя максимум внимания своей цели.

Миг — я почувствовал, что почва подо мной разжижается. Сначала я как будто оказался наверху плотного, домашнего киселя. Естественно, весь видимый мной мир: чудный лес, чудные животные, чудные растения, камни и прочее медленно, вместе со мной, пошли на дно.

Земля становилась все менее и менее твердой, все менее и менее плотной, а я, состоящий из камней, топором «поплыл» вниз. Я пытался плыть, греб руками, отталкивался от вещей, погружающихся в коричневую жижу, цеплялся за крохи света, но все тщетно.