Евгений Щепетнов - Нед. Перекресток судеб

Впрочем – боль была уже не сильной, как будто повреждения получены день-два назад и остались лишь синяки.

Подвигав конечностями, лекарь облегченно вздохнул и замер, прикрыв глаза. Он был хорошим лекарем, просто великолепным, и последние события в его жизни не смогли выбить знания о лекарском деле и научный подход к делу. И теперь Жересар соображал – что же такое с ним случилось?

После получасовых размышлений пришел к выводу – теперь он умеет убивать, не двигаясь с места, и для него не служат преградой ни стены, ни земля, ни стальная броня. И первым желанием Жересара было – оказаться там, где сидят люди из Совета, пощупать их грязные сердца! Увы, теперь он был в полутора тысячах ли от негодяев и не мог достать подлецов.

Лекарь даже застонал от разочарования – ну почему, почему умение проявилось только сейчас, а не тогда, когда он был в столице?!

Впрочем – еще полчаса размышления дали понимание – он не всесилен. Да, против него теперь нет защиты, нет укрытия. Если только не отойти на сто шагов. А еще – он не может убить толпу одним движением руки. Только под одному-два человека в секунду, и его тело при этом совершенно беззащитно – делай что хочешь. А вот то, что с ним будет, если уничтожить тело – Жересар не знал. Скорее всего, после смерти тела демон унесет душу туда, откуда пришел – в преисподнюю. И лекарю пока что не хотелось на тот свет. Не все дела завершены. Успеется в иной мир. Не все сердца подержал в руках.

Жересар на задумывался и не хотел думать над происшедшими с ним переменами сознания – почему тайное убийство теперь не кажется ему противным и подлым делом? Почему он так холодно воспринимает смерть людей, примерно так же, как если бы сорвал травинку, а не вырвал сердце у человека? Да, в глубине души лекарь осознавал – это ненормально. Это странно, и страшно. Но загонял мысль глубоко, совсем глубоко, туда, где сидел демон, слившийся с его душой.

Через два часа загремели засовы дверей, зашумели, загомонили узники, выстраиваясь в очередь – у всех в руках были плошки из глины, деревянные ложки, и люди оживленно переговаривались, предвкушая долгожданный ужин.

Похоже, что передачи с воли здесь были не приняты, лекарь не заметил, чтобы кто-то здесь ел или пил за все то время, что он сидел в темнице. Видимо - такое тут не принято. Поел раз в сутки – и хватит. Впрочем – какая разница, что тут не принято? Сейчас нужно что-то поесть - организм требует.

Жересар встал, оттолкнувшись рукой от грязного пола – рука тут же вляпалась во что-то скользкое, и он с отвращением вытер ладонь о стену, оставив широкий красный мазок.

Перешагнул через труп убийцы, так и лежащего на полу, и пошел к очереди, выстроившейся возле входа. В голове очереди уже началась раздача еды – мужчина лет пятидесяти, с лицом, на котором жизнь оставила глубокие отметины-шрамы, большим черпаком доставал из котла на колесиках липкую белую массу с темными вкраплениями и шлепал ее в подставленные плошки. Туда же бросал ломоть темного хлеба, а из другого котла черпал пахнущего пряной травой отвара, переливая его в кружку заключенного.

Лекарь подошел к голове очереди и оттеснил плечом первого, кто стоял с пустой плошкой, не обращая внимания на его злобное ворчание. Раздавальщик закончил выдавать порцию парню впереди, и опустив черпак поднял глаза на Жересара:

- Ты кто? Когда прибыл?

- Он первый день здесь! – крикнул кто-то сзади – к полудню его привезли, с базара! От Девада!

- Первый день? - хмыкнул черпальщик – первый день еды не положено. Завтра я принесу для тебя чашку и кружку. Если раньше не осудят.

- Осудят – хмыкнул стражник позади черпальщика – завтра его в суд поведут. Девад на него сильно зол. Парень челюсть сломал его брату, шум устроил на рынке. Могут и повесить.

- Не повесят – буркнул другой стражник, довольно-таки доброжелательно глядя на Жересара – Брюск обнаглел, зарвался! Средь бела дня уже начал людей щемить! Давно надо было ему укорот дать! Сюда ЕГО надо, а не этого мужика. Эй, дайте ему чашку и кружку! Пусть поест. Ему и так сегодня крепко досталось. Есть свободные чашки?

- Есть, Эбар! – из очереди вышел парнишка лет двадцати с узким хитрым личиком – целых четыре чашки освободилось, и четыре кружки! Четыре покойника у нас, парни.

- Это как так? – нахмурился стражник – кто? Зарезали, что ли?

- Да нет – пожал плечами другой, мужчина лет сорока, с воспаленными красными глазами пьяницы – никто их не трогал. Как сидели, так и сидят. Дохлые. А вон тот – пошел к нему – поговорить видать – и упал. Тоже дохлый. Мы их не трогали, как сдохли, так они и лежат.