Андрей Рымин - Вслед за Бурей. Дилогия (СИ)

Чернюк понял. Убрав мешок с водой обратно на пояс, урод в несколько шагов вернулся к рогатому зверю, увлеченно очищавшему поляну от травы и, поковырявшись в подсумках, вытащил оттуда какой-то объемистый сверток. Внутри огромного плотного листа, напоминавшего гладкий лопух, подозрительно розовела какая-то странная штука. Нелюдь взял в лапу нож — костяной, как и все их оружие — и, присев возле пленника, принялся нарезать толстый ломоть полосками. Запах от мяса — а это, похоже, было оно — исходил отвратительный. Вот, вроде бы и не тухлятиной пахнет, а все равно есть такое не станешь. По крайней мере Рюк, которому ящер попробовал сунуть кусок этой гадости в зубы, такую пищу отринул, благо, чернюк не настаивал, как прежде с водой. На губах только вкус остался, да и то в основном соль одна. Видно, для себя в поход вялили, чтоб подольше не портилось. И не мясо, а рыба, наверное — что-то больно уж мягкая дрянь.

Неожиданно паренек понял, что назвал в мыслях черного гада — ящером. А ведь, и правда, похож! Кожа гладкая, вся в каких-то чешуйках, пасть безгубая, совсем как у зеленых шуршалок, что ловили в траве ребятней, зубы мелкие, без клыков, но острющие, словно щучьи, даже хвост из под юбки торчит. Настоящий ящер о двух ногах — чудище Зарбагу под стать. Неужели в Бездну везут?!

Страх, вроде бы уже его отпустивший, с новой силой взялся за Рюка. Нутро разом скрутило. Какой там голод, не до того совсем! Кожу холодным потом прошибло, во рту зуб на зуб не попадает — трясет всего, будто мороз ударил. Лучше пусть здесь сожрут, чем в подземный мир! Из глаз паренька сами собой потекли слезы. Миг-другой — и Рюк уже всхлипывал, словно какой пятилетка сопливый.

— Не реви, Рюша! — голос Тиски привел парня в чувства. — Поешь лучше, пока дают. Нам силы нужны! Не сдавайся! Пожалуйста!

Кажется, девчонка хотела еще что-то сказать, но хлесткий шлепок по лицу недвусмысленно оборвал ее речь. Нелюди явно не за зверей их держали — понимали, что пленники сговориться могут. Значит и они не одними мыслями беседы ведут.

— Харрг ирражж! — словно стремясь доказать правоту паренька, рявкнул Ящер, ударивший Тису. — Сиззу хац!

Слова у чудовища получались какими-то жеванными, словно кто во время еды с набитым ртом говорить пытается, да и хрипы со свистами в пару — разобрать звуки сложно. При других обстоятельствах такую речь можно было бы за звериные рыки принять, но сейчас-то все к месту — сначала оплеуху отвесил, теперь выговаривать стал. Да и с чувством болтает, по тону враз слышно — грозит. Рюк от страха зажмурился. Считай, уже привычку набил — чуть что, глаза сразу в кучу. Еще и голову в плечи втянул, словно черепашка речная. А Тиска-то — молодец! Только пискнула чуть и молчит — никакого рева.

Слезы, правда, чуть позже пролить им пришлось. Обоим. Тут уж и Тиска не удержалась — расплакалась. Такого зрелища ребята увидеть никак не ожидали. А если бы и ожидали, то что с того? К такому, хоть готовься, хоть не готовься, все равно душу скрутит. Ну не может человек спокойно смотреть, как собрата его едят. Особенно, когда человеку двенадцать зим отроду и ничего страшнее охотничьих ран в своей жизни он до этого лета не видел.

Завершив возню с пленниками, чернюки занялись своей живностью. Ну а как же? Звери хищные тоже в кормежке нуждаются. Хоть из Бездны они, хоть откуда, все едино — любой живой твари жрать что-то надо. Вот только с хозяевами одну еду делить им негоже — для хвостатых питомцев у ящеров свой припас имелся, на случай, если охота не сложится. В этот день не сложилась. А может, и не было у тварей приказа — охотиться. Время-то беречь — тоже важное дело. Ведь по всему видно, спешат гады куда-то, не хотят это самое время терять просто так. Вот и заготовили «мяска» впрок.

Стоило одному из уродов развязать самый крупный мешок, как поляна немедля окуталась запахом крови. Будто смертью повеяло. Оба пленника, как по команде, наморщили носы и устремили тревожные взгляды к источнику запаха. Любая вонь-то сама по себе не страшна, хуже — знать, что воняет. Неизвестностью чернюк мучить не стал, сразу вывалил содержимое мешка наземь: ступни, кисти, другие куски рук и ног, пара чьих-то голов, всевозможные внутренности — эдакий кровавый компот.

Рюка вырвало сразу. Тиска же оказалась покрепче, но рыдать — разрыдалась, конечно. Как без слез-то смотреть на подобную трапезу? Да ребята и не смотрели, сразу же отвернулись. Жалко, уши заткнуть было нечем — хруст и чавканье слушать пришлось. Хуже звуков Рюк в жизни не слышал. С перепугу парнишке казалось, что там на зубах у чудовищ хрустят его собственные кости. Мальчик сжался в комок, зажмурился и сквозь всхлипы бормотал про себя перепачканными рвотой губами: