Александр Якубович - Последний жрец богини Лу. Том II

Мощным боковым ударом я выбил одному из аристократов колено. По арене прокатился визг, будто кто-то привел сюда свинью.

— Тварь! Мразь! Ты мне ответишь!

Пока дворянчик грязно ругался, я уже вернулся на исходную, и еще раз крутанул перед собой восьмерку, заставляя бойцов отступить.

Удивили меня братья. Они почти одновременно провели слаженную атаку: один из них принял на меч мой удар копьем, уводя оружие вниз, второй же, понимая, что не успевает дотянуться до моей тушки, просто обломал наконечник ударом ноги.

Древко дернулось в моих руках, и вместо восьмифутового грозного оружия в моих руках осталась двухметровая палка. Твою мать, как же все плохо.

Я перехватил деревяшку левой рукой, прижимая импровизированный посох к груди. Сейчас начнется главное веселье: если я не смогу вырубить хотя бы одного из оставшихся троих нападавших, я проиграл.

Все изменилось, когда оставшийся на ногах дворянин увидел, что я, якобы, безоружен. Гвардейцы знали, что я интересуюсь посохами как оружием, так что не считали свою победу абсолютно безоговорочной, а меня — беззащитным. Но вот их товарищ по мутному делу в таких тонкостях не разбирался.

С молодецким улюлюканьем, дворянин бросился ко мне, занося меч для рубящего удара в голову, который должен был размозжить мне череп или расколоть древко копья. Я в последний момент поднял руки с импровизированным посохом и, вопреки ожиданиям дворянина, принял удар не центром древка, а его краем — уводя меч в сторону, используя инерцию удара.

Сделав широкий шаг навстречу и подойдя практически вплотную, я ударил врага вторым концом древка в район уха, вложив в движение всю массу корпуса. Послышался мерзкий глухой стук, будто бы кто-то ударил по полному ведру с водой, и молодой дворянин мешком рухнул на землю.

«Убил или нет?», — проскользнула в голове мысль.

Но сейчас это было не важно. Один из гвардейцев заставил меня серьезно заплатить за проведенную атаку, со всей силы опустив меч на мою голень. Послышался мерзкий хруст, а ногу прострелило от чудовищной боли: ублюдок раздробил мне кость и практически обездвижил. Почти теряя сознание, я отпрыгнул обратно к стене и приготовился использовать магию. Это зашло слишком далеко.

Следующие несколько ударов я тоже пропустил: мне отбили левую руку в плече и еще раз приголубили сломанную ногу, которую я не успел убрать с линии движения тренировочного меча. Да, план душегубов пошел ко всем чертям — и коню будет понятно, что это не несчастный случай, но мне было уже как-то плевать. Приготовившись использовать ментальную магию, чтобы разорвать сознание гвардейцев в клочки, я поднял повыше свой импровизированный посох.

В этот момент на арене стало очень шумно: в помещение вбежал десяток гвардейцев в своих легких доспехах и с мечами наголо, а следом за ними на арену влетели Вила и Гарен.

Бой замер. Я не поверил своим глазам, увидев гвардейцев, которые, очевидно, пришли остановить смертоубийство, но еще больше меня удивило наличие в этой компании жирного Гарена — человека, которого я все же очень хотел убить.

Придворный лекарь и сам не выглядел слишком радостным — я чувствовал это по его эмоциям, но внутри него шла внутренняя борьба между отвращением ко мне и чувством долга перед королем.

Вот эмоции Вилы были однозначны — она очень волновалась и сейчас была рада, что они все же успели. Видимо, одна из ее птичек принесла фаворитке весть, что на арене творится что-то странное.

Гвардейцы мигом скрутили своих поникших сослуживцев, еще несколько человек оттащили в сторону бесчувственного дворянина и его убаюкивающего сломанное колено товарища.

— Антон! Я рада, что мы успели! — графиня де Шонц уже была рядом и помогала мне доковылять до ближайшей лавки.

— Я вижу, у вас хватило ума не убивать этих благородных юношей… — прошипел подошедший Гарен, который уже успел убедиться, что бесчувственный дворянин еще дышит.

Я волком посмотрел на придворного лекаря, на что он только закатил глаза. Видимо, Гарена удивляло то, что я не принимаю его ненависть к моей персоне как должное.

Лекарь быстро посмотрел мою ногу, снял с пояса флягу и, плеснув водой прямо на штаны, схватился руками за перелом. Больно было — не пересказать, однако я уже через несколько секунд почувствовал, как по ноге прокатился жар сил целителя, а раздробленная кость, разрывая окружающие ткани, собиралась на место.

Силен, тварь. Другой лекарь бы потратил на это не менее десяти минут, да еще не смог бы закончить за один подход, а этот садист собрал мою кость и привел в порядок ногу меньше, чем за минуту. Правда, я чуть не потерял сознание от боли, но опыт жизни в темнице был еще достаточно свеж, так что ограничился только тихими проклятиями и русским матом в уме.