Антон Демченко - Опричник

— А если полезут? — чуть помедлив, спросила Оля.

— О, поверь, я найду, чем им ответить, — судя по тому, как вздрогнула невеста, улыбка у меня вышла какой-то не такой. М-да. Бывает.

— Кирилл, тебе на самом деле плевать на их чувства? — после долгой паузы, проговорила Ольга. — Вот, просто плевать и всё?

— Я же не могу на них ответить, милая, — пожал я плечами. — У меня есть ты. Так к чему городить огород? А близняшки… перебесятся, успокоятся, влюбятся в кого-нибудь ещё, а если повезёт, то и замуж за своих избранников выйдут и будут счастливы.

— А если не перебесятся? — тихо произнесла Оля, а в эмоциях у неё такое полыхнуло… что я просто не сдержался.

— Какого чёрта?! Ольга, повторяю, у меня есть ты, и никакие Громовы мне не нужны! Мне нет дела до влюблённости двух садисток. Дьявол, они же меня почти убили, как ты вообще представляешь себе подобный бред?! — заткнулся я явно позже, чем следовало. Тьфу ты!

— Я знаю, — всё тем же спокойным тоном откликнулась невеста, и от этого заявления я самым натуральным образом опешил.

— Знаешь, значит… — справившись с изумлением, протянул я и тряхнул головой. — Тогда, дорогая, извини, но я вообще не понимаю, чего ты от меня добиваешься. Даже если оставить за скобками наши с тобой отношения, я не могу себе представить, что отвечу взаимностью тому, кто пытался меня убить, замечу, сознательно и с полной самоотдачей пытался. Или, по-твоему, я так похож на жертву стокгольмского синдрома?

— Какого синдрома? — не поняла Оля, продолжая сверлить меня испытующим взглядом.

— Сток… не важно, — опомнился я. — Что, вообще, мы сейчас обсуждаем?

— Наше будущее, дорогой, — ровным тоном произнесла невеста, не переставая, при этом, транслировать мне всё возрастающее раздражение… от моей непонятливости? Вот ведь, хрень какая. — Насчёт убийства, ты не прав. Смерти тебе они никогда не желали. Отправить на больничную койку, да. Доказать себе, что ты недостоин их внимания, дважды да. Но убить? Тогда, сёстры хоть и не понимали своих чувств, но желания лишить тебя жизни у них совершенно точно не было. Более того, сёстры признались, что сходили с ума от страха за твою жизнь, когда ты в последний раз оказался в медблоке.

— Это они тебе лично сказали? — постаравшись успокоиться, я откинулся на мягкую спинку кровати и выжидающе воззрился на невесту.

— Не только, — пожала плечами Оля. — После беседы с близняшками, я позвонила Алексею Громову и Гдовицкому, которые подтвердили, как слова девчонок, так и мои собственные выводы. А Владимир Александрович сказал, что не единожды докладывал старому боярину о поведении его внучек, и даже предоставлял ему результаты исследований штатного психолога службы безопасности. В соответствии с его выводами, Гдовицкой неоднократно предлагал убрать из поместья либо самих сестёр, либо раздражающий объект, то есть, тебя, пока близняшки банально не свихнулись, но старик просто отмахивался от этих предложений, а в конце концов, просто прямо запретил докучать ему, цитирую: «этой чушью».

— Ну… допустим, близняшки действительно любили меня извращённой любовью. Допустим даже, что за прошедшее время они как-то избавились от своих садистских наклонностей… — вздохнул я, чувствуя, что вроде бы только что достигнутое спокойствие испаряется, как роса под солнцем. Да и к чёрту! — Что с того, Оленька? Прикажешь затянуть их обеих в кровать и устроить адский секс-марафон на троих? Милая, не пугай меня. Неужели, у тебя такой серьёзный недостаток кальция в организме, что даже пищевой мел уже не помогает? Или… ты сама на них запала, и теперь хочешь подобраться к ним через меня? О, да ты шалунья, оказывается. Но, знаешь, я тебя даже понимаю. Девчонки и в самом деле, настоящие красавицы. Но почему именно близняшки? Лиза с Машей, например, ничуть не хуже, на мой взгляд. Или тебя заводит именно тот факт, что Громовы похожи друг на дружку, как две горошины из одного стручка?

— Дурак! — нахмурившись, выдала невеста, разом заткнув мой фонтан язвительного красноречия… но, что удивительно, обозвала она меня без всякой экспрессии, вроде как сам собой разумеющийся факт констатировала. И это было обидно. Помолчав, словно о чём-то задумавшись, Оля покачала головой и заговорила вновь. — Нет, так мы ни к чему не придём.

— Вот и мне так кажется, — оставив язвительный тон, согласился я, поднимаясь с кровати. — Громовы — мои ученицы, и более нас ничего не связывает. Отсюда следует, что их чувства — их личная проблема.