Дмитрий Градинар - Жестокая гвардия неба [litres]

Но что-то подсказывало, есть еще некоторые детали. Те самые, в которых и любит скрываться дьявол. Еще что-то, иначе обращение Евы теряет смысл. И, похоже, эти детали госпожа Капрош не торопится ему сообщать. А зря. На взбалмошную личность она не тянет, сидит ровно, не раскачивается, ноги без малейшего изъяна, руки свободны, никаких скрещиваний на груди, выдающих неуверенность, или барабанящих по столешнице пальцев, свидетельствующих о нервозности. Выдержка что надо. Разве что слезы. Хотя, если бы не они, можно было бы вообще ничего не заподозрить. Смотрит прямо, не боится заглядывать в глаза, взгляд рассудительный. Никакого огня, никакого безумного блеска. Никакой крикливой бижутерии или несуразицы в одежде вроде короткой юбки над длинными гольфами в полоску. Бывают и такие дамы. В тридцать с чем-то лет.

– Вы, наверное, думаете, я скрываю истинные причины?

И в проницательности ей не откажешь. Что же ты наделал такого, Тибор Капрош? Почему она хочет с тобой расстаться?

– Именно так я и думаю. Подводная лодка на крыше – это, конечно, нонсенс. Но не более. Вам повезло, что вы незнакомы с каким-нибудь коллекционером сыра или старых велосипедов.

– И такие бывают?

Слезы высохли. Ясный взгляд. Но теперь в нем сомнение. Будто женщина ищет оправданий для своего супруга, но натыкается на глухие стены. И называет его не как-то издевательски, или хотя бы иронично, вроде мой благоверный, жеребец, придурок. Таких эпитетов Пензел наслушался предостаточно. Нет, называет мужем. В чем же подвох? И в чем одержимость?

– Бывают! Я даже знал одного собирателя оконных рам. Его пытались оштрафовать за нарушение правил пожарной безопасности. Этими рамами у чудака был завален весь приусадебный участок. Со стеклами и без стекол. А вместо кустов смородины высились горы форточных фрамуг. Каково?

– Жуть. Дурак какой-то, вы уж простите. Наверное, свихнувшийся стекольщик, кто еще станет собирать такую дрянь?

– Не угадали. Он был специалистом-взрывником. Знаете, есть такие компании, что занимаются сносом старых зданий?

– Буду знать. Хотя, мне-то оно зачем? Я пришла не за этим.

– Вот именно, что не за этим! Вы пришли, чтобы свалить на кого-то часть собственной ответственности за решение. Вы ни разу почему-то не сказали о Тиборе, что он сумасшедший. И дураком, в отличие от странного взрывника, его не называете. Одержимый, конечно, звучит весомо. В случае, если бы ко мне пришла монашка. Поймите, для развода недостаточно сказать: одержимый! Вы можете привести факты, из которых следовал бы вывод о невменяемости супруга?

– Он не сумасшедший, – быстро проговорила Ева.

– Тогда, может быть, наркотики? Какая-то мания? Я могу представить так: он – метеоролог, как, впрочем, и вы. В мире творится черт знает что! Я имею в виду погоду. Тот, кто разбирается во всех ее выкрутасах, вполне может заполучить профессиональную манию. Вроде мании величия у политиков, мании преследования у шпионов или мании тотальной подозрительности и беспардонности у полицейских. Выкладывайте все начистоту, или вам придется искать другого юриста. Брать деньги только за то, что без всякого повода разрушается еще одна семья…

– Поводы? Вам нужны поводы… Ну что ж.

Ева снова улыбнулась, на этот раз зловеще, утратив свое очарование, и, чуть подавшись вперед, начала рассказывать.

Уже через десять минут Пензелу захотелось задернуть на окнах шторы, сжаться в комок и – черт возьми! – хорошенько подумать, не пора ли начать строить собственный ковчег. Никаких сомнений, это дорогое удовольствие. Что там ему потребуется? Эхолот? Гироскоп? Каждой твари по паре, желательно в консервах…

На одиннадцатой минуте он сумел стряхнуть наваждение. Но уже на двенадцатой все вернулось обратно. Он понял, чего так боялась женщина, не желая раскрывать истинных мотивов.

Она боялась, что ей поверят!

А он поверил. И потому Пензелу стало страшно.

– У меня осталась цифровая запись… – как из тумана доносился голос Евы, – Тибор сам попросил ее сделать, когда он… когда он…

Образ мужчины, с руки которого срывается молния, и тут же улыбка. Может быть, не самая счастливая, но – улыбка.

– Вот несколько фотографий, правда, не совсем разборчивых. Фотоаппарат не успевает поймать этот миг. Кардиограмма. Ее сделал знакомый врач, в частном порядке, потому что… ну, вы должны понимать. Запись звуков, что проявляются в момент контакта. Диктофон лежал у Тибора в кармане. Рядом находилось еще несколько записывающих устройств, но они… В общем, там ничего не осталось. Можете провести экспертизу, только умоляю, никому пока…