Константин Калбазов: Воевода [litres]

И тут же в сторону половцев полетели огненные росчерки, оставляющие за собой дымный шлейф. Пошли вразнобой. Все же пограничники не в строю. Но от того не менее губительно. Тонкая керамика с легкостью разбивалась о деревянную и кожаную преграду, выплескивая наружу греческий огонь, тут же занимающийся жарким пламенем.

Причем дело это такое, что огненные капли и струи непременно нашли способ проникнуть за преграду. И тут же послышались испуганные крики, перемежаемые с воплями, полными боли. Пока пограничники накладывали на луки обычные стрелы, строй кочевников успел рассыпаться. Сами они не стреляли. Зато в них прилетела волна в пять десятков оперенных вестниц смерти.

И тут началось повальное бегство в лес. Один из воинов, охваченный огнем, бросился к реке. Только бесполезно это. Лишь продлило бы агонию. Поэтому Михаил пустил в него стрелу, упокоив навеки. Незачем измываться над бедолагой. Гореть заживо адовы мучения.

– Развязывайте путы и переправляйтесь на этот берег. И лодки не забудьте. Живо! – приказал Михаил слободским.

Отдавая распоряжение крестьянам, он уже смещался вдоль линии своих бойцов в поисках раненых. Во всяком случае, ему хотелось надеяться, что погибших не случилось.

Тем временем Гаврила уже выкрикнул приказ десятникам доложить о потерях. Как минимум первая фаза боя позади. Поэтому Романов переквалифицировался в хирурга, а Гаврила командовал полусотней. Никаких сомнений, что половцы перегруппируются для следующего удара. Не девки же они боязливые. Наверняка сумели оценить численность противника. А потому так просто не отступятся.

– Петр, ты как? – опускаясь рядом с раненым, поинтересовался Михаил.

– Бывало и лучше, сотник, – с виноватым видом ответил воин, получивший стрелу в бедро.

– Не страшно, – ощупывая рану и заставляя кривиться раненого, подбодрил Михаил. – Кость не задета. Мелочи. Терпи. Сейчас выну, – срезая оперение, произнес Романов.

Извлек стрелу. Плеснул антисептиком и наложил давящую повязку. Пока пойдет. Остальным займется уже на ладье. Тем временем подошел Гаврила и доложил, что других потерь нет. Да крестьяне заканчивали переправляться на этот берег.

– Кто старший? – повысив голос, поинтересовался Михаил у спасенных.

– Я староста, боярин, – отозвался дюжий мужик с повязкой на голове.

– Мы уходим. Если идете с нами, тащите на руках лодки. На ладье на всех мест не хватит. Половцы еще вернутся.

– Ну, так вы им эвон как врезали, нешто не обороните.

– Тебя как звать?

– Викула.

– Так вот, Викула, у меня нет никакого желания терять своих людей за ваше добро. Мы не княжьи люди, а купцы прохожие. Животы ваши сберегли. А уж как быть дальше, решайте сами. Хотите – уходите с нами. Нет – идите спасать свое добро. Уходим! – повысив голос, распорядился он, указывая двоим воям, чтобы прихватили раненого.

Крестьяне, конечно, посокрушались по своему добру, но голову все же не потеряли, двинулись вслед за воями напрямки к Славутичу, вынося свои лодки, помогая раненым, старикам и детишкам. Пограничники также не остались в стороне, подхватив на руки малышню. Уходить нужно было спешно. Впрочем, пустить по флангам дозоры Михаил не забыл. Беда приходит тогда, когда начинаешь пренебрегать мерами безопасности.

Возможно, спасенные и озлились на Романова, из-за которого пришлось бросить все имущество. Лично он этому ничуть бы не удивился. Времена тяжелые, каждый гвоздь достается тяжким трудом. Пашня полита не одной бочкой пота. И так куда ни кинь. Все нажитое тяжким трудом пошло прахом, как бы это банально ни звучало.

К кораблю вышли без труда и гораздо быстрее, нежели петляли бы по извилистому руслу реки. Да и устье ее было значительно ниже по течению Славутича. Лодок на всех ожидаемо не хватило. Поэтому пришлось изрядно потесниться на ладье. С посадкой случилась заминка. Все же люди непривычные к большим судам. Да и с дисциплиной прямо беда.

– Охо-хошеньки, – покачал головой Гаврила.

– Чего кряхтишь, как дед старый? – поинтересовался Михаил.

– Да вот, гляжу, как с этими мучаемся, и представляю, как с нашими намаемся. Они, поди, тоже к судам непривычны.

– Ничего. Своя ноша не тянет.

– Ну-ну, – не разделил оптимизма сотника подчиненный.

Едва покончив принимать на борт людей, поспешили отойти и перебраться к противоположному берегу. По стремнине выгребать против течения, это нужно сильно заболеть на голову. Придерживаться и дальше стороны, где оставили обозленных половцев, глупо.