Иван Солин - Франт

Еще было сложно удержать уже прочухавших изменение ситуации гоблинов от линча безопасного теперь для них бессознательного мага, пока я стягивал отовсюду доступные ништяки. Но тот самый дед, что в порыве религиозного экстаза воздавал, как оказалось мне, свои мольбы, призвал общественность к порядку и о чудо, народ прислушался и более не пытался закидать камнями уже изрядно попорченную тушку ушастого красавчика.

Решив на после отложить выбор награды за данж и распределение наличных 2500 ОО, я шустро рванул назад к летучему кораблю, не забыв при этом, и прихватить трофеи с Хвата. Добежав же к Орлу, увидел как рыжую куда-то уводят под охраной и поспешил к Рози, что в этот момент милостиво принимала «хлеб-соль» от местного представителя Зеленичей.

Бесцеремонно растолкав встречную знать, я отстранил в сторону слегка охревшую от моей непосредственности Зеленовежскую. Ну да, выглядело будто я специально помацал ее за мягкое, но я спешил и был обеспокоен судьбой девчонки, поэтому чисто случайно взялся за сокровенное наследной графини. Честное пионерское. Так вот, приблизившись к княжне, что заметив неладное удержала охрану от исполнения своих непосредственных обязанностей, я довольно мрачно спросил:

— Куда повели рыжую?

— Она попросила сопроводить ее к родным, — был мне ответ, что сопровождалось странным изучающим взглядом ее светлости.

Похоже, я слегка перегнул с уровнем дозволенности, но плевать, за рыжую я всё же частично в ответе, поэтому если что, то я их тут нахрен всех вые… деклассирую и высушу, этих зажравшихся аристо. Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, поэтому княжна поспешила добавить:

— Она и вправду отправилась к родственникам, Герд. Просила передать письмо. Вот.

На что получил то, чего не ожидал, а именно, торжествующий взгляд победительницы на поникшую и едва не сплюнувшую Фиолетту, что от досады даже отвернулась, протягивая мне откуда-то извлеченный конверт, ну и милую улыбку уже по отношению к себе. Видимо, я только что помог розоволоске выиграть очередной спор у фиолетовокудрой вредины. Выхватив архаично запечатанный сургучом конверт, я буркнул что-то типа «пасиба» и не откладывая вскрыл послание, чтобы окончательно убедиться в безопасности таинственной особы.

Читать на местном языке, к слову, я умел, спасибо Ронду. Не быстро, но и не совсем чтобы уж по слогам. Мда. Ронд, Ронд. Кем же ты был, что о тебе даже графини знают и именуют «уважаемым»? Жаль, что он мальчишку не научил тому, за что столь уважаем остался даже после смерти. Мутный мужик.

Хотя какой он, к озимым, мужик? Когда это только после 17 года у нас в рабоче-крестьянском обществе стало чем-то положительным, а так-то это ж презрительное наименование господствующим классом остальных более чем 90 % населения. Недомуж, недомужчина, где в суффиксе «-ик» сконцентрировалось всё издевательское пренебрежение к тем, кто способен лишь колупаться в земле и не может взять в руки меч. Это потом уже, когда мечи сменили штыками, а солдат «ковали» из тех самых мужиков и как правило уже не звали их так, изначальное значение слова несколько потерялось и перестало быть столь унизительным, но всё еще не во всех средах, так сказать. Но отвлекся, итак, письмо.

Завершил чтение я, будучи весьма задумчивым, а полушепотом проговоренная последняя строчка: «… твое рыжее недоразумение», — вызывала как неясные еще, теплые чувства где-то глубоко, так и желание свалить в какие-нибудь Нижние Поймы, а то и прямиком в Пустоши.

«Твоя», значит? Мда-а. Неожиданно, хотя… Стоп, какое еще «рыжее недоразумение»? Она что, была в сознании, когда я её лечил, и слышала всё? Вот же ж… А я тогда в сердцах наговорил много чего… такого. В основном ругал конечно, но и… Эх.

Смысл послания был следующим: Она, мол, наследница знатного рода и все эти дни пребывала в раздумьях, решая для себя непростую задачу, поэтому очень извиняется за свое поведение, что даже элементарно не поблагодарила за всё для нее сделанное. Считает себя в неоплатном долгу, но вынужденна держаться от меня подальше, так как окружена кознями и интригами, а сие чревато не просто большими проблемами, но и не эфемерной опасностью для жизни меня такого замечательного, на что она пойти не готова, умышленно для этого показательно сторонясь. Просила, внезапно, не доверять всецело княжне, которая хоть и хорошая, но дюже себе на уме. Мда.

В общем в руках у меня было довольно сумбурное излияние, начавшееся несколько официально, но вскоре обрело теплоту и весьма доверительный характер, а закончилось так чуть ли не признанием.