Юрий Грост: Нибиру

– Не думаю, что нам будут там рады. Нам всё время светили в глаза, а потом вовсе ослепили. Они не хотят приоткрывать завесу тайны. Не хотят, чтобы мы видели, как они живут. Нам выдали место здесь.

Нильс обернулся.

– Мы должны жить в поле?

Я пожал плечами.

– Стоит подождать дальнейших инструкций или когда хотя бы очнутся другие люди.

Нильс зевнул.

– Пап, здесь двадцать три кровати и две пустые.

Я обернулся. К спинкам кроватей крепились номера от одного до двадцати трёх. Номер 1 и 2 пустовали.

– Похоже, это наши с тобой, – сказал я, приближаясь к спальным местам.

Поверх покрывала лежала одежда. Одинаковый набор: штаны, ткань которых напоминала холщовую, светло-серая однотонная майка с номером на спине, коричневая куртка из неизвестного материала на меху тоже с номером на спине, и пара носков. Одинаковый комплект у меня и у Нильса, только размеры разные.

– Пап, можно одеться, а то я продрог, – спросил Нильс.

– Конечно, оденься, – кивнул я, сам напяливая казённые шмотки.

Позже мы дошли до кубических сооружений. Они оказались размером с большой амбар и сотканными из того же чёрного металла, тёплого на ощупь и даже будто мягкого. Ни окон, ни дверей в кубах не было.

– Как же мы будем входить внутрь? – спросил Нильс. Он стоял на углу одного из сооружений, ветер трепал его длинную чёлку, хлеща волосами по глазам. Едва касаясь пальцами, мальчик трогал угол сооружения. Толстый воротник куртки делал Нильса похожим на американского лётчика.

– Может, нам и не понадобится, – пожал плечами я.

– Интересно, почему металл не гладкий? – спросил Нильс.

Я оглядел стену, в который раз отмечая, что каждая вещь из этого материала, – а другого я пока не видел – имеет шершавую поверхность, как у дерева, только шероховатости больше натёчного характера. Даже кровати больше напоминали выросты горной породы.

– Видимо, у них своя магия. Ты как? Держишься? Есть хочешь?

Мальчик пожал плечами.

– Спать хочется.

Я тоже испытывал аномальную сонливость. Возможно, серые человечки чем-то опрыскали нас или ослепляющий свет так воздействовал на мозги.

– А в целом как?

Засунув руки в карманы, Нильс прищурился и посмотрел вдаль. Природа подарила сыну густые ресницы, поэтому, когда он щурился, глаза превращались в две мохнатые полоски.

– Всё очень непривычно, – сказал он.

Непривычно. И я чертовски его понимаю. Я хотел было спросить, не вспоминает ли он Землю, но решил не бередить улей.

– Хорошо, – кивнул я. – Будь на виду, я осмотрюсь.

Оставив Нильса, я отправился к кроватям. Медленно переходя от одной кровати к другой, я разглядывал лица людей. Самые молодые, навскидку, выглядели на восемнадцать лет. Одна девочка оказалась щупленькой, с детскими чертами лица. Возможно, ей шестнадцать, но может и двенадцать, как Нильсу. С девочками сложнее. Однако я удивлюсь, если на момент уничтожения Земли на орбите находился ещё хотя бы один ребёнок, кроме Нильса, не говоря уж о счастливой случайности, оставившей его в живых. Некоторые выглядели на шестьдесят. Я заметил двух азиатов. Один круглолицый парнишка лет двадцати храпел, откинув голову. Ещё один напоминал еврея, хотя, может, я ошибался, и его нос и чёрные кудрявые волосы – это следствие межрасовой селекции.

Остановившись, я засунул руки в задние карманы и поглядел на маленькую фигурку Нильса вдали. Мальчик увлечённо разглядывал траву. Я ещё не успел, хотя интерес взглянуть на здешнюю флору распирал.

Я стоял на пороге новой жизни. Здесь, на этом месте мы построим новую Землю, я проживу остаток жизни на неизвестной планете и умру здесь же. А перед смертью, кряхтящим голосом, я не смогу пожелать в завещании быть похороненным рядом с родителями. Нет ни их трупов, ни земли, в которую они закопаны. Прошлое как корова языком слизала.

Кризис среднего возраста я встречаю необычным образом.

Я раскопал почву метрах в тридцати к западу от кроватей, где трава оставила небольшую выемку по метру в периметре. Нильс стоял рядом, засунув руки в карманы, а ветер трепал копну его чёрных волос. Он задумчиво, не по-детски серьёзно смотрел на инопланетный город вдали. Солнце уже село, и потрясающе тонкие небоскрёбы поселения серых человечков засветились голубым неоном.

Вытащив из вязаных желудей жены крылатку ясеня, я опустил её в ямку и принялся закапывать.

– Неизвестно, подойдут ли минералы здешней почвы нашему семечку, – сказал я. – Да и воды у меня нет. Но, если нам суждено обосноваться здесь, я хочу, чтобы у нас осталось хоть что-то земное.