Виктор Мишин: Солдат

– Просто понять хочу, кто ты, что такого у тебя было в жизни, что ты не хочешь вспоминать. – Оба-на, еще один Нечаев.

– Почему не хочу? Просто не вспоминается, да и все.

– Зря ты, а комдив ведь тоже понял, что ты врешь, но виду не подал. – Вот блин, а это хреново, веры мне не будет теперь.

– Андрей Ильич мужик мировой, не надо было врать, он ведь со всей душой к тебе.

– Ротный, ну что ты привязался, а? Не хочу я такой славы, не хо-чу. Карму испорчу, а я еще пожить хочу.

– Не понял? – явно впал в ступор командир.

– А чего непонятного? Где сейчас этот парень, что самолет сбил?

– Суеверие все это, при чем здесь награда и смерть?

– А я вот думаю, что это именно судьба. Взлетел немного и – хрясь об землю, чтобы не зазнавался.

– Так ты не зазнавайся, будь человеком, мало ли награжденных.

– Товарищ капитан, давайте забудем этот разговор, пожалуйста. Очень вас прошу…

– Я тебе за учтенных все равно орден выбью…

– А я тебе зуб выбью, если не прекратишь, не посмотрю, что ты командир! – подковырнул я ротного, но тут же сообразил, что я не в той жизни, тут так не говорят с командирами, даже если вы с ним в приятелях.

– Чего-чего? – с пол-оборота завелся капитан. – А ну-ка, выйдем на улочку. – А ведь он, блин, всерьез говорит, что же, пойдем.

– Как прикажете, товарищ капитан! – фыркнул я и вышел первым.

Смешно, наверное, было со стороны смотреть, как два раненых бойца, пусть и один из них капитан, а второй сержант, стоят напротив друг друга, готовые к мордобою. У одного левая рука подвязана на косынке, у другого правая, и оба при этом хромают. Капитан все же стартанул. Попытавшись ударить меня левой рукой, он не успел сообразить, что я не буду стоять и ждать удара. Просто сделав шаг назад, я дал возможность ротному промахнуться, а когда рука пролетела, просто подтолкнул его легонько, тот и упал.

– Это что тут такое происходит? Неуставные отношения?! – воскликнул рядом кто-то с чудовищно сильным голосом. Я обернулся, перед нами стоял капитан госбезопасности и злобно так смотрел.

– Ничего, товарищ капитан госбезопасности, отрабатываем рукопашный бой, находясь на лечении, чтобы форму поддерживать! – быстро сообразив, ответил ротный, а молодец он, хоть и зануда.

– Ясно, немцы не смогли с вами справиться, так вы сами тут друг друга мутузите? – гэбэшник посмотрел вроде сердито, но как-то ненатурально. Я подал здоровую руку капитану и помог подняться.

– Товарищи Смолин и Иванов, прошу следовать за мной, – представитель «кровавой гэбни» развернулся на каблуках и пошел куда-то в сторону санбата. Мы с капитаном, переглянувшись, побрели следом.

– Чего мы такого натворили? – шепнул я ротному.

– А я знаю? Вместе ведь тут валялись, хрен их знает, что там произошло еще, – так же шепотом ответил командир.

А конвоировали нас, ну, сопровождали, в штадив. Заставив войти, капитан вышел на воздух. Подслеповато щурясь, с улицы в блиндаже ни фига не видно, я пытался разглядеть того, к кому нас доставили. Раз кэп не представляется до сих пор, значит, тоже не видит ничего.

– Я же говорил, проветрите хоть немного, вон подчиненные входят, а командарма разглядеть не могут, – прозвучал громкий, звонкий голос человека, привыкшего командовать. Через секунду глаза чуть-чуть привыкли, и в клубах папиросного дыма я разглядел того, кто к нам обращался. Вытянувшись в струну, боялся дышать.

– Здравия желаем, товарищ командарм, – рявкнул наконец ротный, очнулся, видимо.

– И вы давайте поправляйтесь, – усмехнулся Василий Иванович Чуйков. Да, это был легендарный командующий шестьдесят второй армией, генерал-лейтенант Чуйков, отстоявший в той истории Сталинград и взявший Берлин. Это только самые громкие победы этого полководца. Ну надо же, вот только за этим стоило попадать в прошлое, чтобы встретиться с таким количеством известных людей. На фото он как-то официально выглядел, а тут вполне себе живой, веселый, мужик средних лет, полный сил и энергии. Обалдеть, я стою перед Чуйковым, я! Вы понимаете смысл этого события? Это уже изменение истории хрен его знает насколько. Придя в себя, услышал, что командующий о чем-то говорит с капитаном, тот робко отвечает. Я попытался рассмотреть тех, кто еще присутствовал в штабе. И когда посмотрел левее Василия Ивановича, то, наверное, в лице поменялся. «Кукурузник», твою дивизию, а тебя-то сюда как занесло? Чуть было не воскликнул я. Хрущёв сидел важный, отсвечивал лысиной в свете лампы.

– Так это и есть наш отважный душегуб? – донеслось до меня. Чего это меня так окрестили?