Питер Бретт - Трон черепов

У Рожера перехватило дыхание. Они с Коливом вместе стояли в ночи. Он не разделял романтических воззрений красийцев, но что-то, несомненно, связывало мужчин.

А теперь Колив мертв, потому что Рожер слишком испугался, чтобы убить Джасина. Еще одно имя на медальон. Сколько же их поместится?

– Больше ни одного, – сказал Рожер.

Он никогда не убивал никого, кроме демонов, и постоянно задумывался, способен ли умертвить человека. Но сейчас колебания отпали – и никаких прощальных слов. Лезвие вошло в глазное яблоко Джасина, как в вареное яйцо, и, когда Рожер провернул нож, тело Соловья пронзила последняя неистовая судорога.

И в этот миг их обнаружила настоящая дворцовая стража.

333 П. В., зима

Щелкнул замок, и Рожер подобрался. Толстую дверь из златодрева оковали сталью. В ней не было ни оконца, ни замочной скважины – только щель над полом, в которую пролезал поднос. Угадать, кто стоял по ту сторону, было невозможно.

Но правду сказать, это не имело значения. У Рожера пропал задор. Дворцовая стража, взбешенная гибелью товарищей, не сдерживалась, выбивая из него признание. В конце концов, об этом распорядился Джансон, а первый министр пришел в ярость из-за гибели племянника.

Рожер едва оставался в сознании, когда от него наконец отступили, и, на свое счастье, отключился – чтобы очнуться здесь.

Глянув в крошечное окно, он понял, где оказался. В Южной башне.

Великий Энджирсский собор построили до Возвращения. Четыре каменные башни соответствовали сторонам света. В Северной имелся огромный колокол, слышный за мили. В других – кельи, где веками держали еретиков и политических заключенных. Людей слишком влиятельных – или королевского рода, – чтобы казнить; слишком опасных – или подвергающихся опасности, – чтобы заточить в обычную тюрьму.

Рожер знал знаменитые истории о башнях, немало сочинил о них сам, но и не думал когда-нибудь стать их героем.

Дверь распахнулась, и он сел. В щелки распухших век увидел Лишу, облегченно вздохнул и повалился обратно на незатейливую койку.

– Рожер! – вскричала Лиша и бросилась к нему, когда дверь захлопнулась.

Она взяла его лицо в ладони, но сразу стала деловой, изучая синяки и ссадины. Рожер взвизгнул, когда она отбросила одеяло и принялась ощупывать тело, выискивая переломы и кровотечения.

– Проклятые дикари, – пробормотала Лиша, вставая.

Она подошла к окну, задернула плотную шторку и вернулась к койке.

– Че творишь? – невнятно произнес Рожер, а она, не прикоснувшись к травам в карманах фартука, взялась за меточный набор.

– Лежи смирно, – приказала Лиша, беря тонкую кисточку и баночку чернил. – У нас мало времени, а я обещала Аманвах сперва починить тебя, а уж потом разговаривать.

– Починить? – переспросил Рожер.

Или попытался переспросить. Губы отказывались как следует выговаривать слова.

Не заботясь о приличиях и не отвечая, Лиша раздела его и начала рисовать на коже метки. Рожер содрогнулся при виде кости демона, извлеченной из мешочка с хора, но боль была слишком люта, чтобы спорить.

Когда Лиша провела костью над метками, те зажглись слабым светом и разослали по коже мурашки. Покалывание проникло в мышцы и кости, приглушая боль и уменьшая отеки. Зрение прояснилось, губы мало-мальски приобрели былую подвижность. Во рту снова стало просторно, и Рожер ощупал языком брешь на месте выбитых зубов. Усталость исчезла, он ощутил себя сильнее, бодрее.

Сжав кулак, он почувствовал, как по нему заструилась энергия. Дверь, прежде казавшаяся непрошибаемой, теперь предстала не такой уж прочной. Можно проломить и с боем выбраться из собора. Затеряться на улицах. Найти выход из города…

Кость в руке у Лиши рассыпалась, и безумное ощущение всемогущества схлынуло.

– Ночь, – сказал он, одеваясь, – понятно, почему у людей возникает к этому пристрастие.

– С зубами я мало что могу сделать, – сказала Лиша. – Можно изготовить фарфоровые. Покрасить в тон остальным или поярче, если хочешь.

Рожер помотал головой:

– Я люблю пестрое за то, что его можно снять.

Лиша кивнула и вынула из сумки нечто донельзя приятное. Его скрипичный футляр.

– Аманвах передала тебе это… скоротать время.

Рожер быстро открыл футляр, и его затопило облегчение: меченый подбородник покоился в бархатном углублении. Он демонстративно выложил его на койку между собой и Лишей. Аманвах услышит все, пусть и не сможет ответить.