Говард Фаст - Синтия. Киборг

— Ты и правда хочешь вот так взять и распутать это дело? — удивлённо осведомилась она.

— Отчасти да.

— И хочешь, чтобы я нашла тебе ответ? Сказала, где Синтия?

— Ну хотя бы дала намётки.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно.

— Значит, ты сошёл с ума, — подытожила Люсиль.

— Нет, и ты скоро это поймёшь.

— Значит, ты полагаешь, что я вдруг возьму позвоню тебе и с бухты-барахты скажу: эта самая Синтия там-то и там-то?

— Может, не совсем так, но принцип верный.

— Ха! — фыркнула Люсиль.

Дом 626 на Парк-авеню занимает добрую половину квартала. В нём двадцать девять этажей и сорок три квартиры. Согласно статистическим данным, каковые наша компания обожает, полагая с Марком Твеном, что существует ложь, наглая ложь и статистика, — общее состояние обитателей дома 626 близко подходит к сумме в миллиард долларов. Именно поэтому попасть в этот дом немногим легче, чем в Форт-Ноксе. Однако, поскольку наша компания застраховала частную собственность жильцов этого дома на пять-шесть миллионов долларов, швейцара я знаю неплохо. Это большой толстый человек по имени Гомер Клапп. Его интеллектуальная оснастка, необходимая для этой должности, выражается в зверином подозревании всех и каждого, у кого за душой нет миллиона, в самых чёрных замыслах.

Он машинально протянул ко мне руку, в которую я автоматически вложил пятьдесят центов и объявил, что иду на свидание с Э. К. Брендоном.

— Ты зря разрываешь своё сердце, Харви, — сказал он, созерцая монету на ладони. — Я сам готов ссудить тебе эту сумму, причём без процентов. Можешь купить жетон для метро.

— Умри!

— А главное, мистера Брендона нет дома. Зато его супруга есть.

Я вложил в его ладонь доллар и спросил:

— Ты не видел в эти дни его дочку?

— Нет.

— Когда ты созерцал её в последний раз?

— Примерно на прошлой неделе. С тобой-то всё в порядке? — осведомился он, складывая доллар и кладя его в карман.

— Ничего такого в ней не приметил?

— Видел её и точка. А что собственно?

— Ну, например, я хотел бы знать, что на ней было.

— Одежда, — любезно пояснил он, после чего я стал убеждать его позвонить миссис Брендон и попросить её оказать любезность и уделить немного времени мистеру Харви Криму из страховой компании. Похоже, миссис Брендон умирала от скуки, потому как сообщила, что будет счастлива это сделать.

Мне нередко случалось бывать в шикарных квартирах нью-йоркского Ист-сайда, и поэтому удивить меня не просто. Но квартира Брендона сумела это сделать. Дверь мне открыл дворецкий, и я увидел огромный с мраморным полом холл. Для тенниса, быть может, площадка и была маловата, но вот для бадминтона в самый раз. Впечатление зала для бадминтона подчёркивалось и двумя винтовыми лестницами, справа и слева, что вели на балкон второго этажа, отчего потолок холла делался шестиметровой высоты. Всё это напоминало декорации особняка из «Унесённых ветром», только перенесённые из Джорджии на угол Парк-авеню и Шестьдесят пятой улицы. Дворецкий принял моё пальто, после чего на балконе появилась женщина — похоже, это была сама миссис Брендон. Немного постояв, она стала спускаться по левой лестнице. Она была одета в сиреневое — в тон обоям. Стулья в холле были обиты красной кожей, а дворецкий был в лиловом.

— Дорогой мистер Крим! — воскликнула хозяйка, наклоняясь ко мне так, словно желая расцеловать. Но, вовремя вспомнив, что мы видимся впервые, она ограничилась восклицанием. — Дорогой мистер Крим, как я рада вас видеть!

От неё сильно попахивало спиртным. Она пила не водку, это точно, но похоже, очень многое другое. Я исполнился к ней уважения: несмотря на изрядное количество выпитого, она вполне твёрдо держалась на ногах.

— Прошу вас, проходите, — сказала она, тщательно выговаривая слова. — Вам нравятся интерьеры Малиетти? Мне кажется, сексуальная жизнь декоратора не должна иметь никакого отношения к оценке его работы. Малиетти — один из лучших мастеров своего дела. Вы со мной не согласны?

— Вы правы, — отозвался я.

Дворецкий распахнул перед нами дверь в гостиную, а когда мы вошли, затворил её за нами. Гостиная была площадью девять на девять ярдов и была обклеена фиолетовыми обоями, на которых изображались французские парки. Мебель была в основном белой, а на полу лежал обюссоновский ковёр, который, похоже, стоил сотню акций «Ай-Би-Эм».

Миссис Брендон прошествовала к столику в конце гостиной, на котором лежала китайская фарфоровая лошадка, к несчастью, расколотая пополам. Лошадка была также фиолетовой.