Ви Карвин - Мир внизу

Вильгельм вел Четвертую по иному пути, чем Ридус повел Седьмую. Параноидальный милитаризм был ему чужд. Зато безопасность по-прежнему была превыше всего. И это была хорошая, достойная и очень оправданная цель – к чему еще стремиться в их условиях?

Просто как-то так получилось…

Безопасность со временем оказалась превыше морали и гуманности. Превыше жизней, которые необходимо было пожертвовать для ее поддержания. И уж тем более превыше Сионны, что теперь лежала на земле с огромной раной в груди, а песок под ней был черным от крови.

Рукоять энергетического пистолета оставалась теплой. Эта модель, порядком устаревшая, перегревалась даже после одного выстрела, но Вильгельм за все эти годы даже помыслить не мог о том, чтобы заменить личное оружие. Во-первых, он не использовал его слишком часто: достаточно было ума, изворотливости и четкого понимания, что происходит на Четвертой и за ее пределами. Во-вторых, этот пистолет принадлежал Анне, а от воспоминаний о ней Вильгельм не отказался бы и под страхом смерти.

Тем жутче, тем неправильнее было то, что именно с помощью оружия Анны он разбил сердце их дочери. Второй раз за день, но уже безо всяких метафор.

Глаза Вильгельма были непривычны к солнцу, не удерживаемого защитными экранами и фильтрующими стеклами, но только сейчас они заслезились так отчаянно.

Он избавился от родительской привязанности к Сионне уже давно. Думал, так будет лучше для них обоих, и лишь убедился в этом со временем. А теперь, глядя на ее тело и метавшихся вокруг людей, он пожалел, что убеждение это в нем проросло недостаточно крепко. Она пожертвовала собой ради ящера. И какой бы дикой сама идея защищать пришельца Вильгельму ни казалась – для него стало открытием, что Сионна способна так безрассудно распоряжаться собственной жизнью.

Когда-то очень давно это бы называлось благородством. Сейчас же ее поступок был плевком в лицо капитана Четвертой. Дерзким надругательством над привычным укладом их жизни. Насмешкой над их главным принципом – «безопасность превыше всего».

И в этот момент Вильгельма настигло понимание: его гранью между хорошим руководителем и тираном оказалась любовь к дочери, которую он перешагнул без сожалений много лет назад.

Это стало первой трещиной на пути к катастрофе. И катастрофа началась в тот момент, когда он опустил пистолет.

Вильгельм сомневался, что спасти Сионне жизнь получится, даже если ее доставят на станцию в кратчайшие сроки. Ни одно сердце не выдержит заряда такой мощи. Именно поэтому Айроуз дрожала он ненависти и невозможности закончить все прямо сейчас. Она глядела на него глазами Анны, а ее импульсный пистолет оказался прижатым к его ребрам.

– Капитан Вэль, вы арестованы по подозрению в совершении преступления против человечества, – сказала она, и предохранитель на пистолете одного из военных щелкнул, словно подтверждая слова.

Солдат, в чьей верности Вильгельм был уверен, трусливо опустил оружие. Второй, оказавшийся человеком Айроуз, последовал ее примеру и направил на капитана свой пистолет.

Айроуз знала больше, чем он хотел бы ей позволить. Вильгельм понял это только сейчас. Рассказала ли ей Фирзен, пришедшая в отчаяние из-за своих чувств к сыну Ридуса, или сам Сириус, заподозрив что-то неладное, решил заручиться поддержкой лейтенанта… это уже было неважно. Глаза Анны смотрели на него разочарованно даже сквозь время и смерть, и теперь он наконец понял, как далеко зашел, сжигая за собой всякую возможность вернуться.

– Ты убил свою дочь, – сказала Айроуз, и ее лицо превратилось в мертвую маску, такую же, с которой она столько лет принимала его приказы. – Ты заплатишь за это, Вильгельм.

В этом он не сомневался.

Ему всегда нравилось проходить по коридорам, которые артериями соединяли корпусы Центрального Улья. Две тонкие стеклянные стены тянулись вверх и сходились высоко над гладкой поверхностью пола.

Здесь всегда было прохладней, чем внутри самих корпусов; солнце находило сюда дорогу, преломляясь о разогретые стекла. В детстве Марко часто ходил на собрания парламента с матерью и каждый раз немного отставал в таких переходах, наслаждаясь тем, как приятно солнечное тепло скользило по лицу.

Ящерицы любят солнце.

Собрание закончилось.

Марко бы впору праздновать победу – его спорный поступок в Хенкане получил большую поддержку в человеческой половине Директории, и его не исключили из совета, позволив продолжать дело матери. Позволив и дальше сражаться за то, во что ему так хотелось верить, – даже теперь, после реального опыта взаимодействия с людьми извне, после получения полного представления о том, за что на самом деле будет это сражение.