Олег Фомин - Панцирь

Всякий раз, когда Андрей смотрит на него, душой овладевает завистливое восхищение и какой-то тюремный ужас…

Между изобилием и чем-то одним он выбрал одно. Потратил на это одно всю жизнь. И она сложилась. Он счастлив.

Но никогда не пройдет остальные тысячи дорог, от которых отказался.

Быть может, увидит кусочек другой жизни по телевизору или прочитает в журнале, вздохнет мечтательно, мол, вот бы и ему тоже туда же и так же, но… вздохнет с сожалением, успокоится и вернется к счастливой жизни, а она заставит забыть о сожалении…

Только одна дорога. И никаких других.

Никогда.

До смерти.

– Андрей, – выводит из прострации голос Маши, в бок нежно подпихивает ее локоток, – я немножко не поняла про вывод формулы давления газа на…

– Я тоже.

– Не ври, – шутливо обижается Маша.

– Правда.

– Но у тебя лицо такое задумчивое! Смотри, вон те спят, этим по фиг, Мира, бедняжка, совсем грустная, наверное, из-за сноса, не видит и не слышит никого, а вон те только пишут слово в слово, стараются угнаться, но видно же, что ничего не понимают. А у тебя в глазах такая увлеченность…

– Думаю не о том, – шепчет Андрей отстраненно.

– А о чем?.. О Ларе Крофт?

– О тебе, конечно.

– Лжец! – усмехается Маша.

После лекции Маша сдает реферат преподавателю химии. Ему около тридцати пяти, он, в отличие от физика, сдержан и прохладен, видно, что тоже в своей стихии, но… вынужденно. Не от любви к предмету, а от мучительного понимания, что если не выбрать дорогу, не принять твердое решение, изобилие сведет с ума, разорвет, затопчет. Препод отличный, свое дело знает, но оно ему осточертело, и как бы в отместку обдает всех холодом и придирками.

Если на физика смотреть приятно, но позже, когда очарование растворяется, пугает определенность, косность этого человека, то рядом с химиком неуютно, как лесному микробу в ядерном реакторе, зато разум ощущает какое-то родство, понимание, как два узника в соседних камерах молча понимают друг друга.

Химик мрачно листает реферат Маши, почти на каждой странице делает замечания, иногда ледяные, но Маша инеем не покрывается, на ее губах улыбка, в глазах чистый объемный свет.

Файл, туго набитый белыми листами, ныряет в ящик стола, химик подводит итог, мол, реферат полная хрень, Мария, давайте зачетку…

Андрей вздыхает. Вот он – результат упорного труда. Поначалу не ощущается, просто делаешь и делаешь рутину, час за часом, день за днем, не всегда понимая, зачем, сплошная головная боль, уже думаешь бросить на фиг, но как-то доводишь до конца…

А потом настает миг – и вот, пожалуйста.

Зачет.

Квест сдан. Экспа и навык получены.

Только вот в жизни квесты Андрей, как правило, бросает на стадии, когда рутина едва начинается. Держаться за мысль, что в конце будут результат и награда, не удается.

А Маше – удается.

Держится.

Просто делает – и все. Без лишних переживаний и рассуждений. Без опасений и мечтаний. И совсем не выглядит измученной, наоборот. Меньше слов – больше дела, вспоминает Андрей пословицу. Надо бы вспоминать чаще.

Маша и Андрей пересекают просторное помещение кафедры на пути к выходу. У двери Андрей замечает, что на кроссовке развязался шнурок, приседает завязать.

– Иди, догоню, – говорит Маше.

Маша выходит, а он возится со шнурком, чувствует себя перед химиком неловко, к щекам приливает жар, мысли наперебой ругаются и обещают купить кроссовки на липучках, позади шуршат бумаги, постукивают ящики стола, препод, наверное, как обычно, занят канцелярскими хлопотами: пересчитать, разложить, выбросить, собрать… На Андрея внимания тактично не обращает.

Узел крепко затягивается. Андрей, спеша исчезнуть, вскакивает слишком резко, голова бьет полку, но боль тут же вытесняется ужасом: с полки падает термометр. Ртутный!

Поймать Андрей не успеет!

В полуметре от пола термометр замирает на широкой ладони, возникшей так быстро, словно из воздуха. Андрей чуть поворачивает голову увидеть владельца руки, и оцепенение сковывает сильнее, чем от минувшего происшествия, он даже забывает, что секундами ранее избежал локальной катастрофы и ответственности за ущерб.

Химик в строгом костюме, не подходящем для трюков, вытянут стрелой: одна нога позади и выпрямлена как тугой корабельный канат, упирается в пол носком ботинка, а другая впереди, согнута до упора, корпус сильно наклонен вперед, его продолжает прямая как копье рука, на «острие» которого термометр и покоится. Взгляд химика нацелен на опасный прибор, губы поджаты. Тело почти параллельно полу, неподвижно как статуя атлета.