Она молчала и смотрела вдаль, куда-то в утреннюю раннюю летнюю темень. Казалось за сам горизонт. И о чем-то, видимо не отрываясь от своего бездельного дневного занятия, думала.
Женщина была черноволосой брюнеткой со смуглым ровным оттенком бархатистой нежной кожи в вечернем черном платье. Серебрящимся на проникающем через большое открытое от больших ниспадающих штор окно в лунном и звездном свету. Облегающим плотно ее красивую практически безупречную по красоте гибкую в ее тонкой талии, женскую фигуру. Выгнувшись немного взад спиной в своей той узкой талии, и овалом круглого красивого живота вперед. Приподняв, аккуратными тонкими в колечках и перстнях пальчиками левой практически полностью до самой шеи оголенной руки, завитушки длинных на своем милом одном ушке локонов. В красивой большой бриллиантовой сережке, слева черных, как смоль вьющихся волос. Забрав в пучок остальные волосы н а самом темечке своей миловидного вида головке. Она, оголив тонкую женскую шею. И сами дивной красоты плечи и спину в глубоком вырезе декольте. Пышущую страстным любовным жаром, пышную дышащую страстью женской безумной любви грудь.
Женщина алыми губками смаковала свежие, совсем еще утренние мужские поцелуи, и, не моргая, широко открыв свои в длинных черных ресницах веки под узкими тонкими и черными в кривом изгибе бровей.
Смотрела на улицу с девятого этажа гостиницы. Всматриваясь в утреннюю, летнюю дождливую темень черными, как ночь красивыми глазами.
— Алеша! — громко произнесла черноволосая брюнетка женщина, зовя кого-то, живущего видимо вместе с ней. Может мужа, может любовника, может даже своего сына. Так, как ей на вид было лет тридцать, или может, тридцать с небольшим. И, она вполне могла здесь находиться со своим молодым сыном.
— Алеша! Подойди ко мне! — она снова позвала по-имени кого-то ласково, хоть и повелительно, но с любовной нежностью в голосе, и снова громко — Любимый мой!
Она, повернув черноволосую голову в сторону, того, кто должен был перед ней появиться.
Из другой комнаты, а точнее спальни, вышел очень молодой на вид парень. Одетый в белую накрахмаленную и сияющую свежестью рубашку. Расстегнутую до самого низа груди. Парень был в черных наглаженных красивых и красиво сидящих на его атлетического вида высокой молодой фигуре брюках. И черных туфлях. Он подошел со спины к стоящей у окна женщине и прислонился к ней. Плотно прижавшись грудью, к ее полу- оголенной, гибкой с легким налетом загара спине.
Она, приподняв правую свою и согнув в колене в широком разрезе вечернего черного платья ногу в черном нейлоновом чулке, прислонила ее туфлей на длинной шпильке к ноге молодого парня. И, откинулась назад, обнимаемая его левой рукой за пояс. А, правую, положив на его опущенную ей на оголенное нежное женское плечо. Двух близких любовников русую мальчишескую голову.
Потом, повернув свое лицо к его опущенной голове на ее плече, она захватила его руки на своей талии своими руками.
— Тебе идут эти брюки и рубашка. Стараешься соответствовать действительности, Алеша — она тихо и ласково ему произнесла.
— Да, мама — ответил он — Мы никогда не были среди них, в их мире в этом времени. И нужно делать, как делают все люди. Нам жить теперь среди них. И нужно многому наглядно научиться, так как делают все они. Я поднял всю в меня вложенную архивную картотеку одежды этих лет.
— Молодец, мальчик мой — она похвалила его — Ты всегда был умничкой у меня. Всегда. Нам нужно быть похожими на людей. Хотя они и так не поймут, кто мы — произнесла она ему — Они в этом времени еще крайне далеки от простого понятия робот. И просто живут своей жизнью. Жизнью заблудшего человечества.
Он, закрыв свои синие лет тридцати, любовника глаза, потерся головой о шею и черноволосую голову своей подруги и любовницы.
Целуя ее шею по всей длине под черными свисающими вьющимися височными черными локонами.
— Ты выпустил ту бабочку, мой мальчик? — спросила, вдруг она его.
— Да, мама — он произнес ей — Как только прибыли на место, она сама покинула нас и улетела.
— Этот мир ей подойдет — произнесла ему молодая черноволосая невероятно красивая лет тридцати женщина — Как и нам, сын мой.
— Я отвык от этого — произнес он ей, прижимая страстно женщину к себе — Он человеческой одежды. Это лишь копия ее из жидкого металлосплава и только. И зачем я стараюсь делать так как делают они?
Он снова, глубоко задышал, прямо в ее оголенную от ее забранных вверх заколотых золотой брошью волос женскую смуглую шею
Читать дальше