Роман Злотников - Последняя битва [litres]

— Ба-а-а, никак Кремень?

Крепкий невысокий мужчина со слегка кривоватыми ногами и ежиком седоватых волос обернулся на голос:

— А, это ты, Булыжник… Давненько не виделись.

Подошедший ухмыльнулся:

— Да почитай с самого «давильного чана». А ты, я вижу, до сержанта дослужился. — Он показал кивком на пятно на левом плече, своей формой напоминавшее сержантский шеврон. Пятно явственно выделялось своей яркостью на выгоревшем фоне.

Тот, кого назвали Кремнем, усмехнулся в ответ:

— Ты, я гляжу, тоже. — И он кивнул на точно такое же пятно на левой стороне груди товарища; такое расположение показывало, что обладатель сержантского шеврона служил во флоте. — Ты тоже в этой партии? И как, уже надумал, куда двинуть?

Булыжник вытянул губы трубочкой, отчего его лицо приняло задумчиво-лукавое выражение:

— Кто знает, кто знает… — Он помедлил. — Ты как, все еще со зверем?

Кремень помрачнел и несколько секунд стоял молча, видимо вспоминая что-то неприятное, потом вновь поднял глаза на собеседника:

— И да, и нет. Коготь… его зарубили. Но я выдрессировал щенка из его последнего помета. Его зовут Джуг.

Булыжник удовлетворенно кивнул:

— Я на это надеялся.

Кремень нахмурился, но служба в Корпусе в первую очередь приучает к сдержанности, поэтому он нарочито ленивым движением потянулся к висящему на поясе кисету с размятыми сушеными листьями «чихальника», захватил горсть, неторопливо скатал шарик, засунул в левую ноздрю, втянул воздух, на мгновение замер… и оглушительно чихнул. Бывший сержант Булыжник наблюдал за его манипуляциями с кривой усмешкой.

— Ну что, так и будем стоять? Или все-таки пойдем пропустим по кружечке? — наконец выдавил из себя Кремень.

Булыжник рассмеялся:

— Когда это сержант-ветеран отказывался от доброго пойла?

Таверна «Рыбий коготь» ничем не отличалась от таких же таверн, частой сетью облепивших порты и рыночные площади — закопченный потолок, длинные столы с лавками вдоль стен, очаг с вертелом и короткая стойка для тех, кто зашел лишь пропустить стаканчик-другой. Только она была немного почище, лавки и столы были покрыты кое-какой резьбой, а стоявшие на стойке стаканы и кружки выглядели (в отличие от большинства таких же заведений, где подобные предметы использовались до тех пор, пока не протирались до дыр) почти новыми. Два ветерана уселись у дальней стены. Не успели они опустить на лавки свои сухопарые зады, как у стойки возникла упитанная служанка с симпатичными ямочками на щеках:

— Что пожелают господа сержанты?

Булыжник довольно хмыкнул:

— Где ты так научилась разбираться в воинских званиях, красавица?

Та польщенно хмыкнула:

— Тоже мне наука. Да в наш порт каждый год приходят маршевые команды уволенных из Корпуса. Да и хозяин наш тоже из ваших. Так что здесь любому ветерану всегда ставят одну бесплатную кружку солодового хмеля.

Тут Булыжник с размаху засветил себе ладонью по лбу:

— О темная Магр, мне же рассказывали о таверне старого Пагрима. Так ведь зовут вашего хозяина?

— Ну да. — Служанка кивнула.

— В таком случае, красавица, живо зови своего хозяина. Скажи ему, что с ним хочет выпить ветеран с Багровой эскадры.

По-видимому, это название что-то сказало служанке, потому что она тихо ойкнула и тут же исчезла, оставив витать над столом нежный запах лавандового масла. Как видно, она была изрядной чистюлей и тратила не такое уж и большое жалованье на благовония. Кремень хмыкнул. Да-а-а, за те пять лет, что он провел в рядах Корпуса, жизнь на гражданке изрядно переменилась. Если уже и простые служанки могут себе позволить покупать благовония, то сколько добра можно снять с тех, кто побогаче… Но эта мысль прошла как-то краем, просто по инерции, не вызвав ни малейшего желания действовать. Если народец так оброс жирком, значит, популяцию шакалов, каким и он сам был раньше, изрядно проредили. По правде говоря, пять лет назад он запродался (как он тогда считал) корпусному вербовщику именно из-за того, что «волкодавы» стратигария уже дышали ему в спину. От некогда лихой банды, заставлявшей отстегивать дань даже самые большие караваны, следовавшие по Пензалийской дороге, остались лишь жалкие ошметки — все ближайшие соратники либо были в колодках, либо украшали собою придорожные дубы, а он метался между Пензалой и Роулом, мучительно ища щель, в которую можно было бы забиться…

— Значит, это ты с Багровой эскадры, сынок?

Кремень отряхнул воспоминания и повернул голову на голос. К их столу неторопливо подошел мужик, одетый в поношенную, но чисто выстиранную и выглаженную деревянным катком тунику, на которой, к их удивлению, красовался почти новый сержантский шеврон. Кремень удивленно присвистнул: