Олег Дивов - Чужая Земля

– С кондиционером! – ввернул Мальцев.

От базы к челноку катили бэтээры – родные, как не узнать, наши. Сколько я на них ездил, пока срочную служил.

Они шли, выстроившись уступом, приминая высокую степную траву, слегка пыля, и была в их ровном плавном движении какая-то поразительная уверенность, будто так и надо: двадцать световых лет до Земли, а мы тут на работе.

И вроде я совсем не вояка, а действительно – здорово.

Будем жить.

А еще, как верно заметил «энша», в изделиях Курганского завода стоят кондиционеры.

– За мной! – скомандовал Газин. – А то зажаримся. Построение – там!

Спаситель ты наш, отец родной, что бы мы без тебя делали.

До края «сковородки» была сотня шагов, и мы это расстояние преодолели очень быстро, даже с некоторой резвостью. Стоило всего-то сойти с черной плеши, и оказалось, что на далекой планете более-менее можно дышать. Под ногами похрустывала сухая бурая земля в паутине трещин, чуть впереди уже пробивалась трава, все выше и выше, постепенно становясь ковылем вполне земного вида. Он тут по всей степи растет кочками и достигает метра, а то и полтора. Ценный ковыль, идет на ткани, плетеные вещи и некое подобие бумаги. Ну и жутковатые местные лошадки им не брезгуют. Мы имеем право мять и топтать ковыль невозбранно только в направлении от города к космодрому.

Управление подравнялось, из челнока организованной толпой валил народ, пробегал по «сковородке» и вставал в две шеренги чуть позади нас. Я, сиротинушка, не пришей кобыле хвост, приткнулся к управлению с краю. Рядом почему-то стоял отец Варфоломей, и его даже еще не прогнали. Он в первые дни вахты тихий и никого не раздражает.

– А я что тут делаю? – удивился батюшка, обнаружив меня где-то под мышкой.

– В каком смысле? Если в метафизическом – это ваш крест, наверное, а сейчас впереди стоите – потому что вас неодолимо потянуло с борта на твердую землю.

– Соскучился, значит, – буркнул отец Варфоломей смущенно.

И встал в первую шеренгу сразу за мной.

– А земля тут добрая, – сказал он.

Я посмотрел чуть правее, охватил взглядом пейзаж – и поймал себя на том, что расплываюсь в улыбке.

Полгода нам тут фигней страдать – а я, кажется, счастлив.

Да, жарко. Да, пыльно. Что поделаешь, разгар лета, через пару месяцев полегчает. Зато вот она, база экспедиции. Два десятка легких домиков – и один из них мой на ближайшие полгода, – склады, казарма, санчасть, кухня, лабораторный корпус, пост дальней связи, энергоблок, аэродром с контрольной башней, рядом техника стоит, вижу любимый конвертоплан Чернецкого и монструозный подъемный кран Акопова… А дальше, ближе к горизонту, сверкает изгиб реки, вдоль него – едва различимая в знойном мареве линия орошаемых садов, и следом поднимается глинобитная стена города. Это столица династии Ун, самого мощного оседлого клана аборигенов.

Здесь живут хорошие люди, и они нам будут рады.

Всё на месте. Всё как надо.

Начинаем работать.

– А это кто еще? – спросил Газин, приложив ладонь к козырьку фуражки.

На броне головного бэтээра сидел некто в расписной тоге. На миг мне показалось, что это великий вождь – цвета-то издали поди разбери. Целую секунду я прямо не знал, как реагировать, пока начальник разведки майор Трубецкой не сделал, что ему положено и что сделал бы сам Газин, окажись он здесь без подчиненных.

Майор достал из сапога планшет и уставился на машину сквозь него.

Тут и я догадался выкрутить увеличение на очках.

– А это Гена катается, – сказал майор.

Газин коротко глянул вверх.

Ну да, это у нас у всех машинальное – а где сейчас мониторинговый спутник ООН. Не разглядит он человека на крыше машины, но все равно ведь мы нарушаем параграф какой-то резолюции такой-то о недопущении и предотвращении культурного влияния. А попробуй тут не повлияй, да мы только этим и занимаемся, даже когда совсем не хотим. А когда хотим, действуем тихо и аккуратно, добавлю я. Ну и, как дипломат, я бы никому не советовал пытаться согнать с машины чиновника династии Ун, если тот вздумал на ней прокатиться по своей родовой земле. Готов поспорить, этот парень не только ради удовольствия на броню влез. Он просто так, без подтекста, ничего не делает. Тоже дипломат. Всегда на работе.

– А почему он в форме? – удивился полковник.

Уморительные люди военные, но, строго говоря, Унгеле́н – для русских друзей просто Гена – действительно надел не что-нибудь, а форму. Парадную для строя, точно как у нашей первой шеренги. Будто знал.