Сергей Лукьяненко - Очаг

Если закрыть глаза, кажется, будто вокруг привычно раскинулся Центрум. В воздухе ощущается смолянистый аромат дыма из печных труб и терпкий дух лошадиного навоза. Где-то вдалеке грохочут по булыжной мостовой деревянные колеса пролетки, мелодично позвякивает конская упряжь. Горожане еще спят в столь ранний час. Порывы влажного ветра доносят с окраин заполошный петушиный крик, предвещающий близкий рассвет, да сердито перекликаются чайки над рекой. Точь-в-точь рядящаяся в столичные одежды, но все же насквозь провинциальная Антария или живущий легендами и традициями патриархальный Лирмор.

Но стоит оглядеться, и наваждение рассеивается. Здесь все иное. Другая архитектура – высокие, в пять-семь этажей, каменные дома, фасады которых украшены замысловатыми узорами балконных ограждений и монументальными гранитными балюстрадами парадных лестниц. Подслеповато щурятся прикрытые решетчатыми ставнями окна. Островерхие мансарды и готические шпили соревнуются своей горделивой осанкой с чернеющими на фоне ночного неба высотками доходных домов и дорогих отелей. Вдоль тротуара теплятся лунным светом дуговые электрические фонари, отражаясь в холодных стеклах витрин. Широкая улица убегает в предрассветный сумрак, а посреди мостовой тянутся к небу телеграфные столбы, опутанные толстыми жилами проводов… Нет, это совершенно не похоже на Центрум.

А еще здесь есть бензин. Вот он, ждет своего часа в смахивающей на большую плоскую флягу канистре. Четыре с половиной галлона резко пахнущей маслянистой жидкости, раздобытой в специальной лавке для автомобилистов-любителей. Бензин тут, надо сказать, паршивый, плохо очищенный, с множеством посторонних примесей. Хочется верить, что он все-таки сохранил свои горючие свойства.

Окна дома напротив наконец погасли. Спустя пару минут из подъезда показался высокий худощавый мужчина – в слабом электрическом свете виднелись уложенные аккуратным пробором темные волосы и полоска щегольских усов на бледном, чуть вытянутом лице. Мужчина запер входную дверь на ключ, зябко поежился, запахнул полы длинного шерстяного пальто и размашисто зашагал прочь.

Прячущийся в тени соседнего здания человек в темном сюртучном костюме и широкополой шляпе, удачно скрывающей черты его лица, извлек из-за пазухи карманные часы на серебряной цепочке и щелкнул крышкой. Стрелки показывали без двадцати пять. Пора. Надев тонкие кожаные перчатки, мужчина ловко подхватил стоявшую рядом канистру с бензином. Оглянувшись по сторонам и убедившись в отсутствии случайных свидетелей, он уверенно пересек дорогу и направился к подъезду шестиэтажного дома, только что покинутого его единственным ночным обитателем. В руке звякнула тяжелая связка отмычек.

Говорят, огонь очищает. Огонь бесследно стирает прошлое, превращая его в невесомую золу и пепел. Огонь бесполезно молить о пощаде, он не помнит ни радостей, ни страданий. Он беспристрастен и равнодушен, словно древние божества.

Но сегодня огонь призван уничтожить будущее. Будущее, которого не должно наступить. Будущее, что несет лишь смерть, беды и несчастья. Пусть оно навсегда сгинет в ревущем пламени, исчезнет из ткани бытия и уже никогда не свершится. Возможно, тогда у человечества и на Земле, и в Центруме появится шанс. Единственный и последний шанс выжить.

Домой я вернулся за полночь. Таскать с собой ключи от входной двери я отвык уже давным-давно, да и не было в них никакой необходимости – мои врата открывались прямо в квартире, в прихожей с голубоватыми обоями на стенах. Босые ноги привычно ощутили прохладу керамической плитки на полу, а воздух после продуваемой всеми ветрами клондальской степи показался непривычно горячим и густым, точно сметана. В этом году затяжная московская зима никак не желала уступать свои права, а батареи центрального отопления жарили вовсю, окончательно превратив мое жилище в душные тропики.

Первым делом – отключить тревожно мигающую красным светодиодом сигнализацию, затем – шагом марш в ванную. Добрая традиция, с годами ставшая рутиной. Под упругими струями теплой воды отлично смывается въевшаяся в кожу пыль чужого мира, холодный душ помогает сбросить накопившийся груз усталости, а контрастный горячий – разогнать в жилах кровь. Поврежденная выстрелом рука уже почти не болела: что ни говори, а медицина в мире Очага и впрямь творит чудеса. Забросив пропахшую потом одежду в стиральную машину, я обернул вокруг бедер влажное полотенце и прошлепал на кухню. Холодильник практически пустой, только в морозилке обнаружился дожидающийся своей участи пакет оледеневших пельменей, да в углу сиротливо притулился подозрительный кусок «Докторской». Что ж, за неимением альтернативы будем питаться тем, что есть.